Сивилле вдруг стало очень холодно, и она, нахмурившись, покосилась на разбитый потолок - не оттуда ли дует? Хотя к чему обманывать себя - холод шел изнутри. Ей все чаще становилось зябко даже в знойный летний полдень. Вот и сейчас, теплым майским днем, она мерзнет в своем тяжелом бархатном платье. Это близкая могила дышит на нее своим холодом. Это король зовет ее к себе...
- Мадам Салиман, его величество ожидает вас у себя! - раздался под ухом мягкий голос юноши, похожего на Хаула. Сивилла вздрогнула, выронив шляпку. Потом, взяв себя в руки, сделала повелительный знак, и услужливые пажи покатили ее кресло в королевский штаб. Проезжая мимо зеркала, установленного у самого входа в зимний сад, между двух пальм, мадам Салиман по неистребимой женской привычке глянула в него - и тут же отвернулась: ей показалось, что за последний час она постарела на десять лет.
Глава 13. Зеркало в хрустальном шаре: прощание
Как быстро летит время! Два дня - как одно мгновение! А Хаула все нет и нет. Неужели он так и не соизволит лично известить ее о том, что пересмотрел свои принципы и откликнулся на королевский призыв? Ведь ее агент сообщил, что Хаул все-таки решил сражаться... Подумать только, Хаул отправился на войну! Это так непохоже на него! Кто же сумел так повлиять на этого убежденного себялюбца?
И вдруг сердце волшебницы пронзила догадка. Она даже удивилась, как раньше не понимала всего этого... Живя здесь, во дворце, а потом - одиноким и свободным в своем замке, Хаул не торопился воевать за интересы государства, потому что не ощущал необходимости в этом. Ему некого было защищать (более того - при необходимости Салиман могла защитить и его самого!). А теперь у него появился тот, кого он может и хочет защищать. Точнее, не "тот", а "та". Вот оно, значит, как...
На полу рядом с креслом мадам Салиман в зимнем саду все еще лежит та самая шляпка - волшебница не велела ее убирать. Три багряных вишенки. Дешевые стекляшки на алой ленте. Но той, кому они принадлежат, не нужны самоцветы - у нее есть нечто гораздо более ценное. У нее есть Хаул. Вот за кого он сражается сейчас, бывший хладнокровный эгоист - за эту девочку, которая даже толком не осознает ни своей красоты (истинной красоты - духовной, а не внешней!), ни своей огромной силы волшебницы...
Тонким перезвоном запел хрустальный шар. Через него Салиман поддерживала ментальную связь со своими агентами. Это сигналил Хин. Верный пес и преданный агент. Его когда-то еще щенком принес во дворец Хаул - оба они, и подросток и щенок, были такими юными! А теперь пес постарел, как и она сама... Хин по ее приказу отправился за Хаулом и сейчас должен быть рядом с ним! Салиман нетерпеливо повела рукой, активировав шар на передачу звука.
- Почему от тебя так долго не было вестей? Чем ты там занимался?
Она не стал переключать шар на прием, поскольку не ждала никаких слов в ответ: Хин, при всех своих достоинствах, не обладал даром речи. Увы, собаки могут говорить только в сказках, и даже волшебство не способно наделить их этим умением... Вместо ответа Хин лишь посторонился из кадра, открывая хозяйке обзор на то, что происходило за его спиной, на заднем плане.
Они были там - вся эта странная компания в полном составе: Хаул, его юный подмастерье, та девушка и мадам Бошер. Более того, с ними почему-то был принц соседнего государства - того самого, с которым их страна вела войну! Но королевскую волшебницу сейчас меньше всего волновали вопросы политики.
Они стояли рядом - Хаул и та девушка. И наблюдая за ними в хрустальный шар из своего дальнего далека, мадам Салиман отчетливо поняла, что эти двое отныне будут рядом навсегда.
Радостные повизгивания Хина внезапно стали тише, словно пес постепенно отключал ментальную связь с хозяйкой. Но Хину было бы не под силу разорвать эту связь до тех пор, пока этого не захотела бы сама волшебница. Это сознание мадам Салиман пыталось уберечь ее от тех ранящих осколков, на которые на глазах рассыпалась ее жизнь... Сердце волшебницы обожгло болью, а потом вдруг словно сковало броней льда.
Собрав волю в кулак, чтобы не потерять лица перед пажами, которые безмолвно стояли вокруг, ожидая ее приказаний, главная придворная волшебница добродушно сказала Хину:
- Ясно. Счастливый конец... - и, не сдержавшись, со скрытой горечью полушутливо добавила: - Предатель ты!
Не в силах больше смотреть на идиллию тех, кто стали семьей для ее любимого Хаула, мадам Салиман отключила ментальную связь с Хином. Картина чужого счастья исчезла. В полированной поверхности шара отразились переплеты потолочных рам зимнего сада и пышные листья ближайшей пальмы.
Решение было принято моментально. Тяжело вздохнув, главная королевская волшебница обратилась к пажу, стоящему возле ее кресла:
- Ничего не поделаешь. Срочно премьер-министра ко мне и министра обороны! Пора заканчивать эту глупую войну.
- Есть! - покорно ответил паж мелодичным голосом юного Хаула и поспешил к выходу, торопясь в королевский штаб.
Двое оставшихся пажей почтительно наблюдали, как мадам Салиман взяла хрустальный шар с бархатной подушки, на которой он обычно лежал, и стала пристально вглядываться в него. Выглядело это так, словно она хочет поговорить с кем-то из агентов тихим шепотом, чтобы даже они, ее доверенные слуги, ничего не услышали.
Но они ошибались. Салиман не активировала шар. Если ей и хотелось с кем-то пообщаться, так это со своим прошлым. Пообщаться - и попрощаться. Она вглядывалась в свое изображение, искаженное изогнутой поверхностью. Исковерканные черты лица гармонировали с тем, что творилось в ее душе...
В эти минуты память ее неумолимо отматывалась назад. И место Хаула постепенно вновь занимал король - такой, каким она его помнила: молодой, сильный, смелый, упрямый и любящий ее, Сивиллу, всей душой. "Прощай, последняя любовь... Здравствуйте, ваше величество!" - едва слышно прошептала мадам Салиман, ощущая какое-то странное, абсолютное счастье.
Она устало откинулась на спинку кресла и опустила отяжелевшие веки. Шар скатился с ее колен и разбился вдребезги. Вышколенные пажи, ни секунды не медля, кинулись подбирать осколки. Чтобы не порезать пальцы, они отцепили свои кружевные жабо и обернули ими руки. Вскоре то, что осталось от шара, аккуратной сверкающей кучкой лежало у подножия кресла главной придворной волшебницы. Один из пажей спросил у хозяйки:
- Что прикажете делать с осколками?
Ответом было молчание. Пажи подняли головы - мадам Салиман сидела, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, с выражением умиротворенности на лице. Видимо, задремала в ожидании министров. Юноши не посмели беспокоить хозяйку.
Через несколько минут в дверях показался тот самый паж, которого главная придворная волшебница посылала в штаб. Он остановился у входа и торжественно провозгласил:
- Его величество король!
В распахнутые стеклянные двери быстрым, четким шагом вошел высокий рыжеволосый молодой человек в маршальском мундире, а за ним - двое других военных в высоких чинах, значительно старше его возрастом.
- Мадам Салиман! - еще с порога бодро прогремел король на весь зимний сад. - Вы действительно считаете, что лучше будет немедленно завершить войну? Но ведь мы почти выиграли! Может, все-таки продолжим наше победоносное наступление?
Ответа не было. Король вгляделся в собеседницу зоркими глазами отменного стрелка - и, забыв об этикете, бегом подлетел к ее креслу. Он схватил мадам Салиман за руку, но рука ее бессильно повисла... В следующие несколько минут пажи и генералы в смятении наблюдали, как молодой король рыдает, уткнувшись в колени той, что всегда, сколько он себя помнил, оберегала его и его страну, а теперь покинула их навсегда.