Пока он брился, образы единственно подлинного мира плясали на запотевшем зеркале ванной. Покрытые лесами королевства, облачные города, бродящие по горам великаны, парящие, словно орлы, крылатые корабли, рыцари в серебряных доспехах, расхаживающие по зубчатой стене нефритового замка, грифоны, мантикоры и стаи пегасов, над чужим морем носящих на себе дев…
Стряхнув наваждение, он пошел на кухню и напился диетического лимонада.
Он надел тенниску, джинсы и вышел из дома, глядя на изумрудный пылающий шар над головой. День был теплый, но не жаркий. Он достал из кармана ключи от машины. Завтракать некогда — его зовет вторая книга. До букинистического магазина почти девяносто миль.
Ну ничего, цель — новый проблеск единственно подлинного мира — от него не уйдет.
На углу самого богемного квартала стоял магазин «Книги и свечи», принадлежащий пожилой паре хиппи. Глядя сквозь очки в стиле Джона Леннона, муж приветливо улыбнулся Джереми. Тот кивнул и свернул к ряду книжных полок в левой части магазина. На другой стороне стояла обширная коллекция свечей ручной работы, всех форм и размеров. Их пляшущие огоньки создавали впечатление, будто находишься в церкви.
Цепкий взгляд заскользил по полкам. Как будто ты приближаешься к комнате, где играет музыка, — с каждым шагом мелодия все громче.
Отодвинув картонную коробку с тронутыми плесенью книгами в бумажной обложке, он увидел низкий стеллаж, а на нем книгу, почти неотличимую от первой: черный кожаный переплет с золотом на корешке и обложке. Радостная симфония ревела в ушах, когда он снимал находку с полки, ощущая приятную тяжесть.
Единственно подлинный мир
Том II. Королевства и главные города Артирии
Шестидесятилетние хиппи сразу смекнули, что эта книга ему нужна позарез. Пришлось заплатить двести долларов с лишним; хорошо еще, они приняли кредитную карту. Позабыв, где оставил машину, он пошел в грязный мини-отель, в котором селились преимущественно бездомные. Он не мог ждать — необходимо было тотчас приступить к чтению.
В такую теплую погоду почти все постояльцы занимались своим привычным делом, то бишь слонялись по улицам. Он заплатил за койку, лег и открыл книгу.
Час спустя, когда солнце склонилось к горизонту, ночлежники потянулись под крышу — посасывать спиртное из бутылок в бумажных пакетах или играть в кункен на обшарпанных складных столиках. Джереми ничего этого не замечал, все его внимание было отдано книге; как и с первым томом, он не мог остановиться, не дочитав до конца.
Он поглощал слова, как изголодавшийся бродяга поглощает яства на королевском приеме.
Настоящее название единственно подлинного мира — Артирия. Всего в нем двадцать одно королевство, девять из них в той части, которая именуется Большей, и двенадцать — в Меньшей. Единственно подлинный мир омывают три океана, они того же оттенка, что и изумрудное солнце, и у каждого свои загадки, особенности островной культуры и таинственные глубины.
В Большей части королевства расположены тридцать три цветущих города, берущих свое начало в эпоху Ходячих Богов. Иные многажды подвергались разрушению, однако верные потомки неизменно возрождали их.
Самых крупных и влиятельных городов семь. Вот они: Вандрилла (город мечей), Зорунг (город звездочетов), Ореалис (город вина и песен), Ург (город пытливых умов), Ашингол (город богорожденного), Зеллим Ках (город колдунов) и Йонгайя (город беспокойных жаб).
Среди этих городов есть лишь один, куда не ступает нога человека. Даже произнесение вслух названия этого ужасного места наказывается смертью во всех королевствах и Большей, и Меньшей частей.
Естественно, название запретного города на этих страницах появляться не может.
В своих снах Джереми все еще был женат. Ему снилась Джоанна, какой он ее запомнил: улыбающаяся, полная энергии, с длинными, черными как смоль волосами. Чаще всего ему снился пикник на озере Альбатрос. В лазурном небе сияло дивное желтое солнце, ветер ерошил волосы Джоанны. Они распивали бутылку вина и любовались играющими на воде утками, пока не накатывали, скрывая солнце, грозовые облака. Потом, лежа под большим деревом, они занимались любовью, слушая шум проливного дождя и шепот листьев над головой.
«Никогда я не был так счастлив», — сказал он ей в тот день.
Ему только что исполнилось двадцать пять, она была на год моложе. Их отношения могли служить доказательством того, что противоположности притягиваются друг к другу. Он никогда не понимал, почему такая женщина влюбилась в вечного мечтателя. Для него было куда важнее сочинить безупречную песню, чем заработать на жизнь. Все три года, пока они были женаты, она работала в банке, а он в магазине подержанных музыкальных записей, одновременно давая уроки игры на гитаре. В первый год это был рай, во второй — череда схваток, в третий — война на истощение.
«Ты такой мечтатель», — говорила она.
Как будто в этом есть что-то неправильное.
Через несколько месяцев после свадьбы до него дошло: пока она зарабатывает больше, он будет выглядеть в ее глазах неудачником. С этого началась «фаза делового костюма и галстука» — повесив гитару на стену, он погрузился в скучнейшую бюрократическую рутину. Ради Джоанны. Она коротко постриглась и какое-то время выглядела счастливой… а вот он чувствовал себя все более и более несчастным. Стерильные ряды офисных кабинок он воспринимал как тюрьму, а в тюрьме умирают все надежды.
«Ты такой мечтатель», — повторяла она во сне, не осознавая иронии ситуации, и свадебное платье превращалось в пепел, когда он целовал ее.
Она стояла на холодном сером песке, все уменьшаясь по мере того, как судно уносило его прочь. В конце концов она уподобилась крошечной кукле среди других многочисленных кукол на берегу. Он оглядел свое судно, но оно было безлюдным. На палубе стоял он один, и горький ветер наполнял паруса, отдаляя его от берега.
Он обернулся, позвал ее по имени, но ветер одиночества унес его слишком далеко. Тогда он прыгнул в ледяную воду, исполненный решимости вернуться на берег, вернуться к ней и возродить любовь. Ему никто не нужен, кроме нее; никогда не был и не будет нужен.
Но едва холодная вода сомкнулась над головой, он вспомнил, что не умеет плавать. Словно камень пошел ко дну, и в легкие хлынула соленая вода.
Он проснулся в высокой траве лавандового цвета, хватая ртом воздух. В зеленом, точно лайм, небе полыхало солнце. Дешевая ночлежка исчезла, как и бездомные, с которыми он делил ее. Он лежал в поле один. Встал, повернулся к высоким черным стенам Ореалиса.
Базальтовый вал окружал город, изгибаясь в сторону залива. Это был огромный порт, известный своими превосходными винами и замечательными певцами. Он зашагал в сторону океана, где на якоре покачивались гордые галеоны и тысячи других кораблей. Открытая вода страшила его, но он твердо знал, что следующая книга найдется по ту сторону изумрудного моря. Она взывала к нему — с такой же силой, с какой весна взывает к уснувшим на зиму цветам.
Чем больше размышляешь о сущности единственно подлинного мира, тем явственнее он проступает…
По дороге к южным воротам он пробирался сквозь толпу паломников в балахонах, стражников в доспехах, фермеров с телегами и безлошадных крестьян. В отдалении гроздьями поблескивали нефритовые купола и башни в окружении множества деревянных строений, где трудились и жили простолюдины. На городских перекрестках выступали барды и поэты. Пахло конским и человеческим потом, дымом и специями.
Слуги несли в паланкинах состоятельных граждан. Ореалисская знать любила атлас и шелка, блистающие каменьями и родовыми гербами из благородных металлов. Здесь считались модными высокие полуовальные прически — в волосы пастельных тонов вплетались золотая канитель и нитки жемчуга. На пальцах и мужчин и женщин сверкали кольца; и те и другие раскрашивали лица в различные оттенки янтарного, охряного и темно-красного. При паланкинах шествовали телохранители в серебряных кольчугах, с узорными мечами за спиной. Гребни их железных шлемов были украшены изображениями змей, соколов или тигров.