Международный конгресс волшебников проходил в амфитеатре города Авентикума, в Швейцарии. Это чтобы избежать пересудов о том, что страна-организатор влияет на ход мероприятия.
Когда они покинули отель, солнце ударило по глазам, и Анна прищурилась.
— А почему именно в амфитеатре? — спросила она.
— Да из-за магии этой вашей, — ответил Стивенс, пренебрежительно махнув рукой. Затем спохватился: — Не подумайте чего. Просто я верю только в науку. Я биолог по образованию.
— Я тоже, — кивнула Анна.
Он закашлялся.
— А вот и ваш автомобиль.
Амфитеатр был оцеплен полицейскими. Под транспарантом «Убедительная просьба держать амулеты на виду» двое охранников подозрительно всматривались в талисманы, ожерелья и татуировки. В самом сооружении понаставили ларьков с едой и сувенирами. Продавцы перекрикивали друг друга, привлекая внимание покупателей.
На трибунах, выше гладиаторских, висели таблички с названиями государств. Анна разглядела Кению, Германию, Малайзию и Россию. «Любопытно, осталась ли у ненцев настоящая зима?» — подумала она.
— И быстро у вас заполнилась квота на природных магов? Или без проблем не обошлось? Мне можете довериться.
— Говорите, пожалуйста, тише, — попросил Стивенс.
Табличка с ее именем стояла на столе Объединенной Республики Канада, рядом с местом некоего Джеймса Стэндинга Толла, который на вид приходился ровесником ее матери. Когда Анна подошла, он удивленно заморгал.
— А я и не знал, что в Северных Штатах остались шаманы, сказал он вместо приветствия.
— Не осталось, — ответила она, присаживаясь. — Теперь берут кого попало.
Колдун Адам Малефицио, делегат от Величайшей Британии, явился одним из последних — под неожиданно потемневшим небом, сопровождаемый вспышкой молнии и дымом.
Несколько заклинателей вскочили, нацелив на него волшебные палочки, трости и просто открытые ладони.
— Берегитесь! — предостерег один.
— Одумайся! — воззвал другой.
— Друзья! — Адам Малефицио воздел руки. — Сдержите ваши заклинания! Я прибыл с миром, чтобы обговорить будущее нашего содружества. — Он небрежно отряхнул мантию и манжеты. Absit iniuria verbis.
Кое-кто из чародеев рассмеялся. Англичанин тоже захохотал, его глаза отливали красным, а зубы сияли белизной.
Стивенс, сидевший позади Анны, наклонился к ней и перевел:
— Не истолкуйте меня превратно.
— Поглядим, — ответила она.
Председатель конгресса призвал высказываться, прежде чем начнутся дебаты.
Малефицио церемонно поднялся и провозгласил:
— Меня избрали, дабы я выступил от имени всех, кто пользуется магией.
Джеймс Стэндинг Толл повернулся к Анне и задумчиво произнес:
— Не пора ли перевыбирать?
— Уже восемьсот лет как пора, — ответила она.
Малефицио долго и велеречиво излагал обращение братства к собравшимся. Оставалось загадкой, кто же наделил его такими полномочиями, поскольку волшебные палочки некоторых заклинателей оставались наготове во время его длинной речи.
Послушав двадцать минут, Джеймс и Анна начали обмениваться записками.
Она узнала, что он индеец кри — один из последних представителей своего племени. Жил, не покидая Южных Штатов, даже после их поглощения Канадой. И хочет вернуться на родину, где весной пятидесятиградусная жара.
«Я умею вызывать ветер, — написал он. — Это лучше, чем бежать».
Анна прекрасно понимала, почему он остался. Не надо спрашивать человека, где он вырыл себе последний окоп.
«Зачем вы приехали сюда?» — вместо этого написала она.
«Хотел голосовать», — ответил он.
«За что боретесь?»
«За всё».
«Моя мать была шаманкой, — написала она. — А я — нет. Серьезной магией не владею».
Тем временем Адам Малефицио вещал с трибуны:
— Единство для нас теперь важно как никогда. Сейчас волшебники занимают уникальную и все более заметную позицию в сем переменчивом мире. Давайте же не забывать: место, где мы собрались, нами же и создано. Это волшебное место. Это место служит волшебству. Без единства мы слабы.
«Мы будем бороться за всё, пока у нас есть сила», — написал Джеймс.
А Малефицио никак не унимался, пытаясь соперничать с ретрансляционными установками:
— Это место для тех, кто познал истинную магию и готов с уважением и пониманием объединиться, а потом conjunctis viribus мы преуспеем во всем, что желаем свершить на сей священной земле.
— Совместными усилиями, — снова перевел Стивенс.
— И это ознаменует новую эпоху! — закончил Малефицио.
Он разорвал стопку листов, которую держал в руках, и подбросил ее вверх. Бумага обернулась полудюжиной голубей и улетела.
День выдался кипучим, но совершенно бесплодным. На референдуме за магическую защиту окружающей среды Анна твердо решила покинуть конгресс. Бесполезно ждать, что к ее словам кто-то прислушается, когда все кругом размахивают волшебными палочками.
А потом слово взяла представительница Японии.
Она куталась в лисий палантин, такой широкий, что на нем помещалось двенадцать голов этих зверей. А цвет одежд под накидкой напоминал тающий городской сугроб или блекло-серую шкуру нарвала.
Анна вернулась на место.
— Конечно, я не могу говорить от имени всех природных магов, — сказала женщина под гул синхронных переводчиков. — Но я точно знаю, что моя собственная магия уже столкнулась с проблемой, которую мы вознамерились тут решить. От наших усилий не будет проку, если мы не призовем на помощь природу.
— Не притворяйтесь бессильной, лисья ведьма! — воскликнул Малефицио.
Шесть лисьих голов на ее одеянии приподнялись и зашипели на толпу.
— Никакой магии! — вскинулся председатель конгресса. — И никаких выступлений в нарушение очередности. Делегат Хана, благодарю вас, можете присесть. Никакой магии, дамы и господа, прошу вас.
Под иронические смешки заклинателей японка вернулась на место.
— Если бы они создавали свои снадобья из трав, то не смеялись бы, — сказал Джеймс.
— Если бы они создавали свои снадобья из трав, — кивнула Анна, — у нас еще были бы травы.
Первое, что Аннакпок сделала, приняв обязанности шамана, — это сложила погребальный костер для своей матери и распевала, пока ее тело не обратилось в прах.
Тогда было еще довольно холодно, потому Аннакпок вышла на лед — рассыпать пепел вокруг лунок, где охотилась мать. Своего рода жертва тюленям, воздаяние за взятое у природы.
Бесполезный ритуал, ведь тюленей больше не осталось.
Мать обещала, что она ощутит волшебный свет. Аннакпок вздохнет — и осознает предназначение шамана, и в ее венах заструится сила.
Впервые она почувствовала себя шаманкой в двенадцать лет, когда прибыл чиновник, чтобы взять образец крови ее матери и поставить Ситийок на учет как природного мага.
Зимнее солнце уже закатилось, а без матери Аннакпок оставалась одна-одинешенька в Умиужаке. Только лунный свет озарял голые льдины.
Ветер похитил пепел из миски, и на берег Аннакпок вышла с пустыми руками.
И это было последним, что сделала она в качестве шамана.
Анна заступила дорогу японке, когда на закате они покидали амфитеатр. Та вроде нисколько не удивилась.
Стивенс пояснил, что ее зовут Кимико Хана, она цукимоно-судзи, повелевающая лисами, своими фамильярами, и это наследственное. Но на вопрос, заклинательство это или природная магия, ассистент только пожал плечами.
Анна смотрела на лисьи головы, а те наблюдали за ней.
— Вы убили их, чтобы завладеть их силой?
Лисьи головы отпрянули и зашипели. Кимико погладила мех, чтобы успокоить их.
— Нет, — ответила она нарочито безразличным голосом, когда животные притихли. — Они покинули мою семью, а это — память.