Но что бы это ни было, оно приближалось очень быстро. Медленно повернув голову, Нкем выпучил глаза. К нему скакал крупный снежно-белый длиннорогий бык. Выскочить из «ягуара» Нкем не успевал. Не успевал даже подумать о пути отступления. Не успевал ничего. Обезумевший зверь вознамерился врезаться с разбега в автомобиль и пронзить его острыми рогами. А потом Нкем различил зрачки быка — молочно-белые.
Все волоски на теле встали дыбом. Он задохнулся. Этих зверей он не видел с детства. С тех пор, как один из них чуть не убил его.
Нкем попытался перескочить на пассажирское сиденье. Крик безумного ужаса вырвался из его горла, когда бык поравнялся с автомобилем.
Но в последний миг зверь повернул голову, изменив направление удара. Вжи-и-ик! Левый рог прочертил дорожку по стеклу со стороны водителя. Звук получился отвратительнее, чем если провести гвоздем по классной доске. К удивлению, стекло выдержало удар.
— Ауо! — воскликнул Нкем, хлопая в ладоши около уха.
Зверь развернулся и умчался прочь, лавируя между машинами, и скрылся в роще на правой обочине.
Нкем неподвижно сидел, не сводя взгляда с глубокой борозды длиной в фут. Будучи ребенком, он трижды, как и в этот раз, расходился на волосок со смертью. В три года несколько кур попытались заклевать его насмерть. Он отлично помнил их молочные глаза и раскачивающиеся головы, как будто под черепами птицы ощущали нестерпимый зуд и пытались от него избавиться. По счастливой случайности мама оказалась рядом. В ту же ночь эти курицы оказались обезглавленными в котле. И никто ничего не сказал об их убийственном взгляде.
Когда Нкему исполнилось семь лет, обезумевшая коза с молочно-белыми глазами хотела его забодать. Спасли его только от природы быстрые ноги. Этот зверь мотал головой так же, как и куры.
Последний случай произошел в двенадцатилетнем возрасте. Нкем шел домой по оживленной улице, как вдруг сумасшедшая лошадь с белыми глазами, без всадника, яростно тряся головой, кинулась в его сторону.
В нескольких футах от цели ее сбил переполненный автобус, потом резко свернул, врезался в грузовик и с ним вместе свалился с моста. По всей дороге и в окаймлявших ее кустах валялись изувеченные тела. В неглубокой речке под мостом плыли мертвые и раненые; кто-то звал на помощь. Целый и невредимый, но получивший сильнейший шок, Нкем просто не мог сдвинуться с места.
Это событие стало кульминационной точкой в жизни двенадцатилетнего Нкема. Перед самой катастрофой он думал лишь о своем урчащем животе. Он не ел досыта вот уже много дней. Родители купили ему учебники, а значит, денег на пищу почти не осталось. Он уродился седьмым сыном в семье бедного бататовода и его хромой жены, и только что из-за него умерло столько народу. Погибла и лошадь, подчиняясь силе, которая завладела ее разумом.
Ужасная сцена накрепко врезалась в память, совершенно вытеснила чувство голода. Именно в этот миг Нкем захотел стать актером, отказавшись от давнишней мечты изучать медицину. Он так и не выяснил, откуда взялась лошадь, куда подевался ее всадник. Но, помимо всего прочего, он навсегда запомнил конские глаза — молочно-белые, однако не слепые. Тот же самый взгляд он увидел только что, двенадцать лет спустя.
Он выключил зажигание, покинул автомобиль и провел пальцами по шероховатому разогретому стеклу. Борозда получилась весьма глубокой, как будто животное развернулось нарочно, чтобы прочертить отметину на окне. Женщины в фургоне замолчали и уставились на Нкема, словно воочию увидели Лазаря. Водитель грузовика высунулся в дверцу:
— Спаси вас Бог! Эта зверюга просто одержимая!
Три оборванных и провяленных на ветру мальчика с палками в руках пробежали сквозь запруду из автомобилей.
— Он пошел туда! — закричала одна из хористок, указывая на рощу.
Мальчики закивали, но не ответили, старясь не сбить дыхание, и последовали за зверем. Нкем рухнул на сиденье с облегченным вздохом, задаваясь в глубине сознания вопросом, во что обойдется замена стекла.
Час спустя пробка рассосалась. Но Нкему уже было на все наплевать. Перед мысленным взором раскачивал головой обезумевший бык с белыми глазами. Секса больше не хотелось, но и возвращаться к жене в Абу Нкем не собирался.
На хорошей скорости он проскочил три мили, прежде чем угодил в новое скопление, грозящее перерасти в пробку. Притормозив, он взорвался проклятиями на английском и игбо. Голова болела просто ужасно. Нет, не надо было покидать гостиничный номер. Лучше бы он снимал напряжение на балконе с бокалом холодного пива и интересной книгой. Нкем расхохотался. Такого отдыха ему тоже не хотелось.
— Я не знаю, чего хочу на самом деле! — сказал он вслух.
Главное, чего он хотел, — это не оказаться в очередной пробке.
Прежде чем автомобиль окончательно застрял, Нкем заметил просвет в стене пальм, съезд на проселочную дорогу. Рискнуть? Вчера вечером разразилась сильнейшая гроза. Просохла земля или нет? День жаркий, солнце так и палит. Вероятнее всего, просохла.
— Мать вашу! — буркнул он и свернул на грунтовку.
И тут же пожалел об этом. Вдруг он намертво завязнет в грязи? Чего ему не хотелось совершенно, так это угробить «ягуар». Но и разворачиваться не было никакого желания. Нкем часто подчинялся импульсивным решениям — таким, как это. Однажды он обнаружил, что спускается с бокового нефа в церкви, а все потому, что семья противилась его браку; значит, ему надо поступить всем назло.
На проселочной дороге вполне могли разъехаться два автомобиля, к тому же ухабы почти не ощущались. Но после пяти минут езды «ягуару» пришлось преодолеть несколько широких луж. Приятный сюрприз: грунтовка следовала параллельно шоссе. Нке-ма наполняла уверенность, что в конце концов он возвратится на главную дорогу.
Лес, окаймлявший обочины, выглядел густым и весьма таинственным. Шоссе едва виднелось сквозь заросли, располагаясь приблизительно в одной восьмой мили. Нкем ухмыльнулся — он двигается, пока остальные стоят. Главная сюжетная линия всей его жизни. Он нажал на педаль газа.
Прибавив ходу, Нкем кое-что заметил краем глаза.
— Ох, да что за дьявольщина творится со мной сегодня… — прошептал он.
По левую сторону от «ягуара» бежала крупная, похожая на страуса птица с торчащими во все стороны черными перьями. Ее вид наводил на мысль о карнавале, о нарядах из пальмового волокна и танцорах. Нкем поддерживал скорость около тридцати миль в час, но птица без особых усилий неслась вровень с автомобилем. Встречный воздух пригладил мягкие и тонкие перья. На бегу птица повернула голову и взглянула на Нкема, ее алые маленькие глаза вспыхнули подобно рубинам. Ясный взгляд. «Это хорошо, — подумал он. — И не мотает башкой, по крайней мере».
Нкем отвернулся от странного создания, но лишь для того, чтобы обнаружить еще одну птицу, приближающуюся справа.
— Задница! — воскликнул он шепотом, сосредотачиваясь на лежащей впереди дороге.
В этот миг он увидел еще одну птицу прямо перед собой, посреди грунтовки. Даже издалека, непонятно почему, Нкем четко различал птичьи глаза. Они пылали коричневым цветом, словно шоколад со сверкающим в глубине солнцем. В ушах зазвенело, сердце сжалось, яркий свет на мгновение ослепил.
Вам! Бух, бух!
Нкему показалось, будто его самого переехали. Воздух вырвался из легких, взор затянула белесая мгла. Потом боль отпустила. Так или иначе, ему удалось надавить на тормоз. Шины заскользили по дорожной грязи, и автомобиль застыл. Наступила тишина, только доносилось с отдаленного шоссе урчание моторов.
Времени, чтобы трезво оценить ситуацию, не оставалось. Другие птицы окружили «ягуар». Нкем окинул их взглядом, а потом обернулся к безжизненному телу. Просто куча мяса с перьями посреди дороги. Несомненно, труп… Одна из птиц приблизилась к окну и постучала в стекло коротким, но мощным черным клювом. Цок-цок-цок… Немного ниже борозды от бычьего рога. Нкем выдохнул и расслабился.
— С каких пор долбаные страусы бегают в штате Имо? — запрокинув голову, обратился он к черной обшивке салона.