Мой любимый клуб жуликов — старейший, но самый строгий в Семи Мирах. Свободное сообщество прохвостов, обманщиков, махинаторов и мошенников основало его почти семьдесят тысяч лет назад. Неоднократно он был воспроизведен в других местах (в последний раз это произошло совсем недавно, какие-то жалкие пятьсот лет назад, в лондонском Сити), но ни один из новоявленных клубов не совпадает по атмосфере с первоначальным клубом жуликов в Забытом Карнадайне. Ни в одном клубе не отбирают членов столь придирчиво.
А в клубе жуликов Забытого Карнадайна состоят сливки избранных. Вы поймете, что это за публика, если я поясню, что видел собственными глазами, как в его многочисленных помещениях прохаживались, сидели, закусывали и беседовали такие знаменитости, как Дараксиус Ло (продавший племени Кзем жабокрысу по случаю религиозного праздника), Проттл (впаривший королю Вандарии его собственный дворец) и самозваный лорд Нифф (шептались, что это он придумал «фокс-твист» — аферу, погубившую банк «Казино-Гранд»). Добавлю, что я видел Жуликов с большой буквы, известных во многих мирах, — Жуликов, которых не допустили даже к секретарю для обсуждения возможного членства. Помню, как мимо меня прошли и спустились по лестнице известный финансист в обществе главы хай-бразильской мафии и один видный премьер-министр; по их перекошенным лицам было ясно, что им запретили даже мечтать о возвращении. Нет, право слово, в клубе жуликов обретаются лишь птицы самого высокого полета. Не сомневаюсь, что о каждом из них вы слышали. Конечно, вовсе не настоящие имена касались ваших ушей, но что-то припоминается, да?
Сам я удостоился членства благодаря удачному творческому исследованию, повлиявшему на мышление целого поколения. Я пренебрег стандартной методологией и подошел к делу с выдумкой, за что и стал членом клуба; с тех пор, оказываясь в этом секторе космоса, я непременно выкраиваю вечер, чтобы предаться остроумным беседам, отведать изысканных напитков и выслушать соображения моих единомышленников в вопросах морали.
Был поздний вечер; в камине потрескивали поленья, а наша скромная компания расположилась в алькове величественного зала, попивая отменные темные вина со Спидирина.
— Конечно, — говорил один из моих новых друзей, — на свете есть махинации, к которым не прибегнет ни один уважающий себя жулик, — настолько они стары, безвкусны и затерты. Продать, например, туристу Понтийский мост.
— В моем мире то же самое можно проделать с колонной Нельсона, Эйфелевой башней и Бруклинским мостом, — подхватил я. — Мелкая, убогая афера — в ней шика не больше, чем в обычном наперсточничестве. Но есть и плюс: никому из продавших Понтийский мост не бывать членом такого клуба, как наш.
— Неужели? — негромко осведомились из угла. — Удивительно. Лично я стал членом клуба именно потому, что продал Понтийский мост.
Высокий джентльмен, совершенно лысый и безупречно одетый, встал с кресла и приблизился к нам. Он досасывал мякоть нездешнего фрукта руум и улыбался — очевидно, был доволен произведенным эффектом. Приблизившись, подтянул диванную подушку и сел.
— Мы вроде бы не знакомы, — заметил он.
Мои друзья представились (седая ловчила Злорада и низенький спокойный прохвост Красношляп). Я тоже назвался.
Его улыбка стала шире.
— Ваша слава опережает вас, я польщен. Зовите меня Горностаем.
— Горностай? — повторила Злорада. — Я слышала лишь об одном Горностае — тот провернул дело с воздушным змеем в Деране, но это было… помилуйте, больше ста лет назад. О чем я говорю? Не иначе, вы просто назвали себя в его честь.
— Вы очень умны, — молвил Горностай. — Конечно же, я не могу быть тем самым Горностаем. — Он подался вперед на подушке. — Вы, стало быть, говорили о продаже Понтийского моста?
— Совершенно верно.
— И все вы придерживаетесь мнения, что продажа Понтийского моста — мелкое жульничество, недостойное члена этого клуба? Вполне возможно, что вы правы. Давайте рассмотрим составные части хорошей аферы. — Он начал загибать пальцы на левой руке. — Во-первых, афера должна вызывать доверие. Во-вторых, она должна быть простой — чем мудренее, тем легче совершить ошибку. В-третьих, надувать простофилю нужно так, чтобы он даже не помыслил нажаловаться властям. В-четвертых, всякое элегантное жульничество опирается на человеческую жадность и тщеславие. И наконец, оно требует доверия — безоглядной веры, если угодно.
— Разумеется, — согласилась Злорада.
— Итак, вы утверждаете, что продажа Понтийского моста или любой другой достопримечательности, вам не принадлежащей, не соответствует этим требованиям? Джентльмены и леди, позвольте рассказать вам мою историю.
Я прибыл в Понти несколько лет назад почти без гроша за душой. Ну что такое тридцать золотых крон, когда позарез нужен миллион? Зачем нужен? Боюсь, это уже другая история. Я подсчитал мои активы — кроны плюс несколько приличных костюмов. Я бегло говорю на понтийском аристократическом наречии и, что уж тут скромничать, не лишен лоска. И все же я не видел никакого шанса разжиться нужной суммой к нужному времени. Мой ум, обычно фонтанирующий изящными комбинациями, был совершенно пуст. А потому, поручив богам ниспослать мне вдохновение, я отправился на экскурсию по городу…
Понти простирается на юг и восток; это свободный портовый город у подножия Рассветных гор. Не ограничиваемый ничем, он раскинулся на берегах Рассветного залива — красивой природной гавани. Берега залива соединены мостом, почти две тысячи лет назад созданным из самоцветов, известкового раствора и заклинаний. Планы его строительства вызывали насмешки, так как никто не верил, что сооружение в полмили шириной удастся возвести, а если и удастся — что оно выстоит. Однако смешки сменились благоговейными вздохами и гражданской гордостью — над Рассветным заливом протянулась совершенная конструкция, игравшая в лучах солнца всеми цветами радуги.
Экскурсовод остановился у его подножия.
— Как видите, леди и джентльмены, при внимательном рассмотрении открывается, что мост целиком состоит из драгоценных камней: рубинов, бриллиантов, сапфиров, изумрудов, хриолантов, карбункулов и прочих. Их скрепляет прозрачный известковый раствор, созданный из первичной магии премудрыми близнецами Хрольгаром и Хрильтфгуром. Все самоцветы подлинные — прошу не заблуждаться на сей счет — и были собраны со всех пяти углов мира Эммидусом, тогдашним королем Понти.
Мальчуган, стоявший впереди группы, повернулся к матери и громко сказал:
— Мы его в школе проходили. Его звали Эммидусом Последним, потому что после него других не было. И нам говорили…
Экскурсовод деликатно вмешался:
— Молодой человек совершенно прав. Приобретая самоцветы, король Эммидус разорил город-государство и тем подготовил почву для нынешнего благодетельного Правящего Анклава.
Мать выкручивала сынуле ухо, и это весьма воодушевляло экскурсовода.
— Уверен, вы слышали, что мошенники неизменно пытаются облапошить туристов, выдавая себя за представителей Правящего Анклава и владельцев моста. Якобы уполномоченные его продать, они получают внушительный задаток и скрываются. Для ясности сообщу, — он говорил это по пять раз на дню и смеялся вместе с туристами, — что мост никоим образом не может быть продан.
Шутка, хоть и бородатая, была безотказной.
Его подопечные устремились на мост, и только мальчик заметил, что один не сдвинулся с места. Высокий, совершенно лысый мужчина стоял, погруженный в раздумья. Мальчик хотел оповестить остальных, но у него болело ухо, а потому он ничего не сказал.
Лысый вдруг улыбнулся.
— Не продается, говорите? — переспросил он.
Затем повернулся и зашагал обратно в город.
Игра напоминала теннис: большие ракетки с толстыми струнами и вместо мячей — черепа, инкрустированные самоцветами. Лупить по черепам было очень приятно; при точном попадании слышался приятный щелчок, и столь же приятной казалась большая парабола, по которой череп летел через мраморный корт. Штуковины эти никогда не сидели на людских плечах: ценой многих жизней и серьезных расходов их добыли у демонов-горцев, после чего украсили драгоценностями в мастерских Картуса, так что глазницы вкупе с нижней челюстью засияли изумрудами и рубинами в серебряной кружевной оправе.