Подавив желание ответить «есть выполнять!», полковник вышел за дверь. И уже в коридоре удивился сам себе – подобное желание рапортовать и вытягиваться в струнку у него возникало последний раз в Академии МВД эдак с четверть века назад, и то после серьезного «косяка». Эх, кабы был этот майор да из другого ведомства…
Сплюнув себе под ноги, подполковник направился в пультовую выполнять приказ, втайне желая, чтобы сейчас попался ему кто-нибудь из подчиненных. Что называется, под «горячую руку»…
Майор неторопливо прошелся по камере, постоял, глядя на неподвижную фигуру, застывшую на «шконке» в позе лотоса, покачался с пятки на носок.
– Ну здравствуй, Виктор.
Фигура безмолвствовала.
Майор неторопливо прошел к центру камеры и, втиснув тело между столом и спинкой стула, расположился с относительным комфортом, положив на изрезанную бритвенными лезвиями столешницу крупные кулаки, расплющенные штангами и многолетними набивками о твердые предметы.
– Кстати, о самадхи, – сказал майор. – Оно, конечно, штука неплохая. Для тех, кому больше в этом мире делать нечего. Вот Пандита Хамбо-лама Даши-Доржо Этигелов Двенадцатый, как уселся восемьдесят лет назад – так и сидит до сих пор. И закапывали его, и откапывали – а ему все по барабану. А ну как вернуться надумает? Дарума[11] вон всего девять лет в самадхи пребывал. А вернулся – глядь, руки-ноги-то и атрофировались. Ты же еще и полгода не отсидел… Хммм… Каламбурчик получается, – сказал майор, окинув взглядом стены камеры.
Тело, сидящее на железных нарах, продолжало оставаться неподвижным.
Майор прищурился.
– Хорошо. Попробуем по-другому.
Его лежащие на столе ладони сложились вместе. Пальцы переплелись в замысловатую фигуру.
Воздух камеры вдруг словно сгустился, стал плотным и вязким. И в этом воздухе отчетливо стали слышны звуки, несущиеся от лица майора, хотя губы его не шевелились.
– Оннн… Бай… Шшши… Ра…
…Его обнимала Пустота.
И он сам был Пустотой.
Но все-таки между ними существовала какая-то незримая, едва уловимая граница, мешающая Ему слиться с Ней и стать единым целым.
Это невозможно объяснить словами.
Это надо почувствовать.
И он чувствовал эту границу…
И это было плохо.
Тот, кто намерен стать единым целым с Пустотой, не должен чувствовать ничего.
И значило это только одно – он все еще продолжал оставаться человеком…
…И сейчас другой синоби Стихии Земли готовился нанести ему удар, концентрируя сознание в дзюмон[12] «рин»…
Когда ты сам почти стал Пустотой, тебе не надо концентрироваться, произнося магические формулы. Достаточно просто немного изменить окружающее пространство…
Удар был страшным. Майору показалось, что сам воздух камеры вдруг стал твердым, словно ледяная глыба. И эта глыба сдвинулась и, стремительно набирая скорость, понеслась ему навстречу…
Его спас не мышечный корсет и не долгие годы тренировок, в процессе которых тело привыкало реагировать на сокрушающие удары. Просто в последний момент, почувствовав неладное, он успел мысленно вырастить перед собой щит из накопленной для удара энергии…
Железная спинка стула подалась назад, словно была вылеплена из пластилина. Колени ударились о металлический край стола, неровная штукатурка стены больно долбанула по затылку. Удар вышиб из легких весь кислород. Майор почувствовал, как на нижнюю губу из носа брызнула кровь.
И – все.
Окружающее пространство вновь стало прежним, обычным, словно ничего не произошло. Только напротив майора в позе лотоса сидел молодой парень и смотрел на него пустыми, ничего не выражающими глазами.
– Н-неслабо, – прокряхтел майор, слезая с искореженного стула. – Ну еще раз здравствуй, Виктор…
Потом он закашлялся, выплюнув из легких на пол кусок розовой мокроты.
– Здра-вствуй, ка-питан, – еле слышно прошептал Виктор. Было видно, что слова даются ему с трудом. – Зачем?
– Иначе тебя было не разбудить. Так что с возвращеньицем, – откашлявшись, произнес майор, с некоторой опаской прогоняя через легкие спертый камерный воздух.
Вроде ничего, обошлось. Чуть бы посильнее – и, перефразируя классика, «майор, никогда б ты не стал подполковником».
– Зачем? – повторил Виктор. – У ме-ня сейчас нет двух-сот долларов.
– О! – хмыкнул майор. – Похоже, к нам вернулось еще и чувство юмора. Значит, поговорим.
11
Дарума – японская транскрипция имени Бодхидхармы (около 440–528 годы н. э.), индийского монаха, который считается основателем дзен-буддизма и шаолиньского кунг-фу.
12
Дзюмон (яп.) – «заклинание». Магическая формула, при произнесении которой вследствие вызываемых ею вибраций изменяется психическое состояние человека.