Лайли не сомневалась в возможности пожертвовать собой — это ее воля и жизнь, она сама бы выбрала путь. Но убить себя просто так? Подобное уже казалось ей дикостью. Так как же тогда можно убить кого-то другого?
Лайли не особенно любила охоту, но животные, на которых охотились на Летинайте, не испытывали эмоций, не ведали печали. Убийство разумного существа, носителя магии, казалось Лайли страшным поступком. Вот только в этом мире в разумных созданиях магии оказалось меньше, чем в растениях, и это ужасно смущало.
Головная боль охватила виски, потому что Лайли никак не могла найти ответ, который стал бы правильным.
Каталин же задумалась, что Летинайту угрожают два темных мага сразу. И Тимони окажется большей опасностью, ведь ему хорошо знаком Летинайт. Хрупкая надежда, что он не станет уничтожать мир, в котором родился, иногда совсем меркла. Каталин постаралась вычеркнуть из памяти, что и на Летинайте когда-то появился Мрачный Дорг. Способный и одаренный большой магической силой, он, едва город Лаберей открыл ему достаточно тайн, избрал иной путь, отбросив ценности, которые делили с ним наставники.
Лаберей пал, а Дорг начал перекраивать мир. Убивал ли он тогда? Каталин не была точно уверена, тогда на службе у Дорга был народ, лишенный душ еще Тэрриором. Поднял ли он сам на кого-то руку?
Он отдавал приказы, но сам по большей части обращал тех, с кем сражался, в животных, лишая возможности говорить. Стоило ли рассчитывать, что и Тимони не станет доходить до крайности только потому, что родился на Летинайте?
И если с Императором все было ясно — во всей полноте, во всем ужасе, то Тимони оставался загадкой и тревожил Каталин все больше.
Сила, вложенная в заклинание, может повернуться к Свету, а может принадлежать Тьме. Который путь верный и можно ли найти однозначный ответ?
***
Тимони поднял голову к небу, заставив коня остановиться. Они ехали почти сутки, не сделав ни одного привала. Вслед за рассветом пришел закат, а Тимони все подгонял их. Айкен дважды едва не свалилась с коня, но тот вовремя заботливо будил ее. Тимони только усмехался в ответ, продолжая вести их вперед.
Почти сутки они ничего не ели. Марафел теперь все больше молчал, под глазами у него залегли тени. Он не позволял себе уснуть ни на мгновение. Из опасений? Тимони и это забавляло.
Его самого поддерживало заклинание, которое пришло в голову будто само собой. Раньше он бы задумался, откуда оно берет силу, чтобы вливать в его тело, но сейчас эти вопросы Тимони не интересовали. Не вспоминал он и о возможной расплате. Ему было хорошо, а спутники мучились, и последнее доставляло необъяснимое удовольствие. Тимони словно забыл обо всем, растворяясь в этом ощущении.
Наверное, никогда прежде он не осознавал с такой ясностью, что действительно принадлежит иному миру теперь. Новое заклинание переполняло его восторгом, и взгляд стал еще темнее.
Лесная чаща поредела, а дорога стала намного шире — видимо, до города было уже недалеко. Солнечный свет все чаще расцвечивал все вокруг яркими пятнами, словно обещая отдых.
Марафел почти решился задать Тимони вопрос об этом, но взглянув на него и едва смог дышать — его оплетала тонкая ажурная настолько, что едва виднелась, черная сеть. Тимони будто попал в паутину, но смеялся — беззвучно и зловеще. Марафел лишь вздохнул. Пусть он знал о магии немногое, но еще на первых уроках наставник говорил, что светлые заклинания и видятся каждому прекрасными. Уж точно они не внушали ужас.
Покосившись на Айкен, Марафел понял, что она дремлет, а значит, не видит ничего впереди. И как бы ему ни хотелось поделиться своими страхами, он сдержался, решив сохранить тайну, словно это помогло бы потом вернуть Тимони из темноты.
========== Часть 18 ==========
Когда перед путниками встал Ландоэн, закат еще не угас, и алые солнечные блики окрашивали здания и играли в стеклах. Город отличался от тех селений, которые Тимони и Марафел уже удалось повидать в этом мире. Он был больше, в чем-то — даже красивее, а в центре площади, куда путники попали, едва миновали ворота, находился фонтан, в котором за тинг поили лошадей.
Городская ратуша, как гордо именовалось трехэтажное каменное здание, стоящее прямо за площадью, была украшена полинявшим флагом.
Тимони огляделся и поморщился, брезгливо заметив:
— Все же ваши города удивительно уродливы.
Айкен не нашлась с ответом, а Марафел с любопытством взглянул на него. Сейчас темная сеть заклинания померкла, но он все еще мог угадать ее очертания. Из-за этого ему подумалось, что, может, город не так уж плох, но черная сеть мешает его рассмотреть.
Айкен тихо сказала:
— Истинная красота Ландоэн спрятана дальше. Вряд ли удастся побывать там так просто. Это — бедные кварталы, а там живет цвет города, и дома там прекрасны, и вокруг них цветут сады.
— Бедные кварталы? — Тимони оглянулся, в недоумении вскинув брови. — Что такое бедные?
Айкен пожала плечами, объяснить то, к чему она привыкла с детства, оказалось непростой задачей.
— Бедный — тот, у кого мало тингов, — пояснила она, вовсе не уверенная в том, что так станет понятнее. — У богатых, у знатных, тингов всегда много, — она совсем растерялась и опустила голову. Нечеловеческая усталость мешала как следует задуматься, а раньше она никогда не пыталась осмыслить это.
— Почему у всех разное количество тингов? — поинтересовался Марафел. Он мог понять, почему кто-то владеет магией, а кому-то она не дана, но отчего у всех разное количество чего-то, казалось ему странным. Почему те, у кого тингов больше, не желают поделиться с другими? Почему и зачем здесь вообще появились тинги? На Летинайте ничего похожего никому не понадобилось, но в самом маленьком поселении дома были много красивее.
И снова Айкен пришлось пожимать плечами.
— Тинги получают те, кто работает.
Марафел указал на пару мужчин, одежда которых была испачкана, а местами и прохудилась. Они копали ров у дороги.
— Эти богаты?
Айкен лишь покачала головой. Тимони повернулся к ней и отметил:
— Труд их так тяжел, что требует соответствующей оплаты, почему же они не живут в тех прекрасных кварталах, в домах, окруженных садами?
На это Айкен нечего было возразить. Некоторое время путники ехали в тишине — Айкен подавленно молчала, а Марафел старался найти логическую связь между всем, что узнал. Пауза затянулась бы еще сильнее, если бы Тимони не заявил:
— У этой системы богатства и бедности на редкость глупое устройство.
— Она несправедлива, — добавил Марафел, ожидая, что Тимони ответит ему резко, но тот лишь кивнул.
Вряд ли его на самом деле волновала несправедливость, но загадка, кажется, показалась ему достаточно занимательной.
— Богиня вознаградит всех по заслугам, в высшей степени справедливо, — прошептала Айкен, только тут Марафел не выдержал:
— Как насчет обычной справедливости? Такой у вас не существует?
— Кто позволил богине судить? У нас обходятся без божественного суда, но нет ни богатых, ни бедных, — хмыкнул Тимони. — Кажется, что и здесь подобный порядок многие приняли бы с радостью. Что бы тогда сделала богиня?
Айкен не стала прислушиваться к ереси, углубившись в молитвы. Тимони провоцировал ее, и самое время было вспомнить, что он идет против воли богини каждый раз, когда взывает к магической силе. Марафел же вспомнил Летинайт, и Ландоэн словно поблек — сравнения он не выдерживал.
Тимони, убедившись, что продолжения разговора не будет, принялся выглядывать по сторонам какие-то знаки, которые были ведомы ему одному. Он все еще не сумел уложить в голове все знания, которые успел получить, так что на самом деле ему приходилось непросто.
Немного успокоившись, Айкен вспомнила, что хотела покинуть Марафела и Тимони, сбежать в Ландоэн. Несмотря на то, что от одной мысли сердце тревожно заныло, она была готова вырвать все появившиеся чувства с корнем, остаться здесь и жить по-новому, забыв о прошлом.