— Нет ли у вас какой-то работы для меня? — робко спросила Айкен, стушевавшись под тяжелым взглядом.
— А что ты умеешь? Разносить подносы помогает Мирка. Дарина хорошо готовит, Лискан и Гернэ отлично успевают с уборкой, — отозвался хозяин, опираясь на стойку и подаваясь вперед. — Нет нужды платить еще одной девке.
Айкен опустила голову. Ей снова отказали. Пока она брела по узким улочкам города, потерявшим утреннее очарование под безжалостными солнечными лучами, ей захотелось есть и пить, но уже в четвертом трактире ей показывали на дверь.
— Даже согревать постель уважаемым людям ты здесь не сможешь, — усмехнувшись недобро, продолжал хозяин. — Во-первых, здесь такие и не останавливаются, во-вторых, слишком ты бледна и худа. Нет ли у тебя какой дурной болезни?
— Нет, — твердо ответила Айкен, и взгляд ее сверкнул. Согревающая постель?! Это не работа для приличной девушки. Хозяин слишком перегнул палку.
Вдруг Айкен рассердилась — ее бабушка жила при дворе Императора, а этот… посмел предложить ей такое!
— Смотри-ка, — улыбка хозяина походила на оскал. — А в тебе есть огонь, вон как сверкаешь глазенками!
Женский визг прервал его на полуслове: кто-то из посетителей, изрядно опьянев, ущипнул Мирку. Дородная девица с копной каштановых кудрей, выбившихся из-под платка, не была так уж недовольна этим, но отреагировала именно так, как от нее ожидали. Кто-то тут же захохотал, кто-то потянул руки к пышным телесам Мирки… И Айкен поняла, что вовсе не хочет оставаться здесь.
Перед глазами возникли двое мужчин, тонких и ловких, с такими странными взглядами. Двое, понимающие красоту. Айкен впервые осознала, что скрывалось за их задумчивостью. Они любовались тем, что прекрасно, а ей даже в голову не приходило, чем именно.
— Раз для меня работы здесь нет, поищу в другом месте, — поспешно сказала она. Растрепавшаяся коса больно хлестнула по плечам, когда она развернулась к двери.
Скорее отсюда! Почему, почему она ушла?! Ведь рядом ними осталось ее сердце. Они научили бы видеть красоту!
— Может, ты танцевать умеешь? — окликнул ее хозяин, когда она уже взялась за дверную ручку.
— Танцевать? — Айкен замерла на пороге, вполоборота к стойке. Она умела.
Сердце забилось быстрее — остаться или уйти?
***
Тимони остановился на пороге храма. Солнце било в глаза, а внутри царил приятный сумрак — лампадка догорела, впитав все масло, а высокие, но узкие окна не пропускали достаточно света. Покидать это место не хотелось. Здесь Тимони пил магическую силу, как путник пьет из прохладного родника.
Здесь он был спокоен и счастлив.
Тимони вспомнил, на что походило пребывание в храме — так он чувствовал себя, когда сидел в городском парке у фонтана, а Лайли шла к нему, и кустарник шевелил ветвями от того, что она быстротой движений будила ветерки.
Так он чувствовал себя, когда Редрин выслушивал ответы и кивал, соглашаясь, а его мудрые глаза лучились радостью за ученика.
У Тимони подкосились ноги, и он прислонился к стене, глядя в сумрак храма. Вместо каменных стен он видел, как Каталин раздает указания помощницам, аккуратные девушки кивают ей и расходятся по аллеям, а одна из них поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом, и улыбается.
Он видел городской праздник, когда сотворил фейерверк и огненные звезды посыпались на землю. Дети смеялись вокруг, стараясь хотя бы одну поймать на ладонь.
Он видел, как Лайли играла со струями фонтана, заставляя их танцевать, обращаться в дивных животных.
Он видел скульптура в глубине парка — единорога, распростершего крылья. Мрамор переливался розовым в лучах заката, мерцал, будто единорог ожил, янтарные глаза его сияли.
По лицу Тимони текли слезы, но он не замечал их. Как много прекрасных воспоминаний хранило его сердце! Как много осталось только в воспоминаниях — и улыбка Лайли, и строгий голос Каталин, и блики солнца в их волосах, и ветер, шуршащий складками их плащей.
За воспоминаниями, за тоской и прелестью, за счастьем, что они несли, рождалось новое чувство — холодная ярость подавляла стремление к прекрасному.
Тимони последний раз взглянул туда, где дремала статуя богини. Он должен очистить этот мир от того, кто принес сюда тьму! Он должен, потому что никто кроме него не сможет.
Он должен, потому что некому больше мстить, ведь Марафел слишком чист, слишком светел для подобного.
Мысли причиняли боль, Тимони понимал — потеря светлого пути действительно что-то уничтожила в нем. Чтобы вновь ощутить себя целым, он должен был убить Императора. Ради того, чтобы этот мальчик остался светлым, он должен уничтожить саму Тьму.
Тимони сам не заметил, когда вытер слезы и вышел из храма. Он замер на ступенях, оглядывая город, и спустя минуту почти забыл о светлом мире. Только ярость осталась. Она горела, обжигая душу, толкала вперед, нашептывала, что пора покидать Ландоэн…
***
Лаон печально выслушивала Марафела, но как она могла утешить? Долинг, понимая, как ей тяжело, только пофыркивал. Хоть Марафел понял, что лошадям ничего неизвестно, ему хотелось выговориться, потому он сбивчиво пересказывал им сон громким шепотом, пока Лаон терлась щекой о его ладонь.
— Неужели сон правдив, и Тьма затронула меня? — спросил Марафел.
Лаон мотнула головой, переступив с ноги на ногу. Это мало успокоило Марафела. Он прислонился спиной к стене.
— Я испорчен, мне нельзя возвращаться на Летинайт! Я не хочу возвращаться таким, я не смогу видеть его красоту! И все станут сочувствовать мне, будут искать возможности излечить от Тьмы, но разве это поможет? Я всегда буду один!
Он замолчал, опустив голову. Один! Он не посмеет любить, ни с кем не свяжет свою судьбу. Потому что испорчен Тьмой.
— Я мечтал показать Летинайт Айкен, а она исчезла, ушла. Или ей тоже нельзя? В ее душе тоже живет Тьма?! Я запутался. Почему вчера все было понятно, я знал, что мне делать, как жить дальше, хоть боль сжимала сердце. Почему сейчас я стою один во мраке. Почему один?!
Он откинул волосы со лба, вздохнул. Сердце болело нестерпимо, душа разрывалась от боли, словно истекала кровью.
— Один. Во мраке этого мира. Я должен оставаться с Тимони, чтобы удостовериться, что вы вернулись домой. Но мне больше нет туда пути.
Кони с грустью смотрели на него.
***
Солнечный свет померк, сильный ветер блуждал по узким улицам, гоня перед собой пыль. Серые громады туч скрыли небо. Айкен зябко передернула плечами, оглянулась на собственную одежду, аккуратно сложенную на укрытой залатанным одеялом койке. Поднявшись, она сделала пару шагов, отчего тонко зазвенели браслеты.
Она согласилась танцевать. Вряд ли ее ждал тот мир, откуда пришли бывшие спутники. Да и их самих она уже не увидит, так нечего и вспоминать. Реальность подсказывала, что мечты не помогут.
Айкен присела на подоконник, вглядываясь в серую стену стоящего напротив здания. У стены был свален мусор, где с видимым удовольствием ковырялась пара собак. Распустив волосы, Айкен стала расчесываться, бесцельно наблюдая за скучной картиной.
Порыв ветра распушил собакам шерсть, и они огрызнулись друг на друга. На пыльных камнях появилось несколько темных пятен. Начинался дождь.
Тут в дверь постучали.
— Готова? — голос Мирки заставил Айкен вздрогнуть.
— Да. Пора?
— Посетителей маловато, посиди пока, — Мирка заглянула в дверь. — Ишь, на подоконник влезла! Что, с горя вниз хочешь броситься?
Айкен выглянула в окно и пожала плечами — второй этаж не помог бы свести счеты с жизнью. Мирка захохотала, будто ее шутка действительно была смешной, и исчезла за дверью. Кто-то внизу громко позвал ее по имени — не хозяин, голос оказался более хриплым.
Скоро в зале трактира нестройно зазвучали скрипки. Айкен снова выглянула в окно — дождевые капли раскрасили улицу пятнышками, в тучах сверкнула молния, но рокот грома был далек и тих.