— И что это такое? — машинально переспросил Тимони, повернувшись к окну. В стекле очерчивалось его отражение, и сейчас он никак не мог разобраться, какого же цвета у него глаза. Они постоянно менялись, то светлея, то темнея. Наверное, были виноваты блики свечей.
— Я влюблена в тебя, — Айкен уронила эти слова так тихо, что они походили на шелест трав под ветром. Тимони изумленно обернулся.
— Ты? В меня? Но… — он не смог больше ничего сказать.
Они молчали даже слишком долго, Айкен не смотрела на него больше, а сам Тимони пытался осмыслить, что таится в его душе. Что он чувствует.
— Здесь любовь всегда приносит только страдания, несчастье, — заговорила наконец Айкен. В ее глазах стояли слезы, но голос оставался спокойным и тихим, только пальцы нервно теребили браслет — один из тех, что звенели в такт ее движениям, когда она танцевала.
— Всегда приносит несчастье? Ты как будто бы уже любила? — Тимони чуть склонил голову к плечу. Слова поражали его все больше.
— Любила, — подтвердила Айкен. — Любовь приходит, когда захочет, уходит, не спрашивая твоего желания. Она как призрак, то манит, то исчезает, будто ее развеял ветер, она как утренний туман. Я любила, но знала, что не получу ответа. Не смела даже надеяться на ответ, — Айкен улыбнулась, но улыбка столь же быстро исчезла с ее лица. — Не смела признаться ему. И правильно делала.
— Отчего же? — Тьма, не так давно клубившаяся в сердце Тимони, словно начала рассеиваться. Он не мог перестать смотреть на тонкие пальцы Айкен.
— Он любил другую женщину, — она опять облегченно улыбнулась. — Теперь это не приносит мне боли, хотя было время — сердце рвалось на части.
— Как это возможно? — Тимони прошептал тихо, но Айкен все равно услышала.
— А разве возможна взаимная любовь? — голос ее прозвучал неожиданно резко. Она упрекнула: — Ведь ты и сам не знаешь этого.
— В нашем мире возможна, — убежденно отозвался Тимони, вспомнив родителей, стоявших под алым кленом и глядевших, как ветер перебирает листья, изредка роняя их то по одному, то целыми пригоршнями. — Очень редко любовь бывает неистинной, а потому невзаимной. Но… мы знаем, что можем отыскать истинную, верим в это. В конце жизни каждый счастлив с тем, кто стал идеальным спутником.
— Не мир, а сады, где гуляет наша богиня… Там у нее так спокойно и солнечно, все счастливы, — насмешка и горечь в голосе Айкен заставили Тимони проститься с воспоминаниями. — Там никого не тревожат заботы, они забывают, что пережили здесь. Им не нужна наша любовь… Наверное, там у них есть другая, как ты сказал? Истинная? Идеальная? А та, которую ты так любил, она тоже любила тебя?
— Я не успел этого узнать, — пораженно ответил ей Тимони. Сердце его сжалось. Он не успел узнать даже того, кто она. Только понял, что она осталась на Летинайте.
— Разве мысль, что ты, возможно, ошибся, что она совсем не любила тебя… Разве такая мысль не мучает? — спросила Айкен настойчиво.
— Нет. Сейчас я точно знаю, что не ошибся нисколько, — он усмехнулся.
— Откуда же такая уверенность?
— Потому что я люблю ее! — пусть память по-прежнему не подсказывала, кто же его судьба, он понимал, что видел ее. Вот только где же это случилось?
Айкен кивнула. Ей было больно, ведь она до последнего надеялась услышать, что Тимони влюблен в нее, вот только надежда тщетна. Она поднялась.
— Мне лучше остаться здесь. В Ландоэн, — прошептала она. — Мне незачем ехать с вами.
— Перестань, — попросил Тимони. — Разве я тот, кто нужен тебе? Во мне живет Тьма, Айкен, поэтому я смутил твою душу, — спокойствие его голоса было обманчивым, в душе разбушевались эмоции. Тьма не овладела им полностью, Свет не отказался от него. — Ты встретишь еще того, кто полюбит тебя.
— Что такое эта ваша Тьма? Что такое Свет? — она расплакалась, хотя и держалась до последнего. — Может, вы играете со мной, прячась за этими непонятными словами? Как я пойму, может, во мне Тьма? Кто я? Что я?
— Ты просто не знаешь, каков Свет, — Тимони почувствовал боль, но так и не понял, чья это боль. — Мы совершим то, что должны, и вернемся на Летинайт. Я возьму тебя с нами. Там ты поймешь, что такое Свет, и сможешь победить Тьму, если та и поселилась в твоем сердце. Только мне самому это не под силу.
— Почему?
— Маги, избравшие путь Тьмы, не возвращаются назад, — горько проговорил он. — Никогда не слышал об этом.
— Что вы должны совершить? — Айкен налонила голову, забыв про свои слезы.
— Найти кое-кого… — уклончиво ответил Тимони. — Остановить Императора.
Он знал, что остановить Императора можно, лишь убив его. И снова Тьма всколыхнулась в его сердце.
— Какого цвета твои глаза? — растерянно спросила Айкен.
========== Часть 22 ==========
Заклинание Лайли обрело полную силу, и теперь лодка двигалась по реке абсолютно самостоятельно, почти не требуя внимания — легкий и приятный способ путешествовать.
Деревня осталась позади, а Лайли все еще размышляла о тех, кто смотрел на нее с верой в глазах, с верой в ее силу, избранность, уникальность. От этого становилось жутко. Она никак не могла отыскать объяснений, что в этом такого, никак не могла найти ответа, кем на самом деле была богиня, почему она превосходит остальных, зачем в ее честь сооружаются храмы и зачем эти храмы ей, если ни в одном из них ее нет. Но самым главным вопросом был, почему именно ее приняли за богиню.
Лайли лежала на дне лодки и смотрела вверх. Синь небес, раскинувшаяся над неё, манила взгляд. Она казалось знакомой, близкой, точно Лайли вернулась на Летинайт. Летинайт…
***
Наставница Айлинг, стройная и статная, с заколотыми в высокую прическу темными волосами, говорила медленно, и ее переливчатый голос казался трелью птицы. Впрочем, эльфийское имя, которое она носила, и означало «Иволга». Лайли слушала наставницу, широко открыв глаза, ей только исполнилось семь и чудеса Летинайта только начинали открываться ей во всей красе.
— Магия жила над волнами первого моря — никем не управляемая, никому не нужная. Сила, полная Света, — прекрасное лицо Айлинг было задумчивым. — Магии было так много, что она превратилась в сияющий вихрь, из которого родился Летинайт и его отражение — тот мир, где звенят сады колокольчиков.
По аудитории пробежал шепот. Мир Фантазий, мир Рейниар Бессмертной, мудрейшей волшебницы — отражение самого Летинайта. Айлинг кивнула, подтверждая догадки учеников.
— Зеркало Летинайта — его щит, но в те времена оно еще не имело хранительницы. Магия породила Древнейших. Они были созданиями чистой силы, сильными и мудрыми, прекрасными и светлыми. От них произошли все народы Летинайта, все травы и деревья Летинайта, все животные Летинайта. Все мы! Только три племени были сотворены и стали наместниками Древнейших, оберегающих юных потомков. Они учили чувствовать гармонию мира. Эти народы — единороги, орлики и эллы.
— А мы… Мы тоже были созданы? — спросил один из самых младших учеников — эльф Лоноэй.
— Нет, малыш, — Айлинг улыбнулась, подошла к нему ближе. — Мы — потомки Древнейших. Они — родители нам.
— Почему они ушли? — вырвалось у Лайли.
— Потому что пришло их время, — Айлинг чуть качнула головой. — Они оставили нам свою мудрость и любовь, научили видеть гармонию и красоту, дали возможность управлять магией. Мы выросли — и они покинули нас. Как родители покидают повзрослевших детей. Таков круг жизни.
***
Лайли открыла глаза, освобождаясь от воспоминаний. Сначала она предположила, что здешняя богиня — как Древнейшие на Летинайте, но теперь ей стало казаться, что сходства тут нет. Древнейшие были им как родители — пришли и ушли в свое время, подарили детям весь мир и всю свою силу. Они не судили своих детей и не собирались вернуться, им не нужны были храмы и свечи.
Лайли вздохнула.
— О чем ты размышляла? — спросила Каталин, приподнимаясь на локтях и заглядывая ей в лицо.