— О том, как родился Летинайт, — Лайли улыбнулась, стараясь спрятать от Каталин, что мысли не принесли покоя. — Пытаюсь понять тех, кто назвал меня богиней.
— Ясно, — Каталин снова легла и вгляделась в голубой свод небес. — Как думаешь, что сейчас с Тимони и Марафелом? И с нашими лошадьми?
— Мне кажется, что с ними все в порядке, — голос Лайли звучал уверенно и спокойно. — Этот мир будто… стал чище. Возможно, Тимони еще не полностью охвачен Тьмой.
— Сомневаюсь, что ты почувствовала бы это, — протянула Каталин. — А я вспомнила, что обещала Найфелу привезти в городской сад редкое растение. В Бейби Наке я видела деревья, которые мне сразу захотелось вырастить в нашем городе. Нак должен был выполнить обещание диалину за меня. Интересно, саженцы уже нашли свое место в саду…
— Наверняка он уже сделал это, — Лайли усмехнулась. — Когда ты говоришь о нашем мире, о нашем городе и парке, мне кажется, мы прямо сейчас на пути туда. И ничего страшного не происходило, не произойдет.
— Жаль, что это неправда, — Каталин вздохнула. — Мечтать об этом хорошо. Но мы все же не дома.
— Ты не хотела бы забрать в наш мир эти цветы? — Лайли поднесла ладонь к ведьминым слезам, и цветок потянулся к ней, раскрыв лепестки.
— Да, наверное, я так и сделаю, — но слышно было, что Каталин не была уверена, вернутся ли они вообще. — Только я хотела бы найти им новое имя. Эльфийское имя…
— Какое? — Лайли с интересом посмотрела на нее.
— Таинали Маэй, — Каталин коснулась тонких лепестков раскрывшегося цветка. — Слезы Магии…
***
После ночи спокойных сновидений, Марафел был спокоен и бодр. Айкен, напротив, чувствовала себя разбитой, потому что после разговора с Тимони сон от нее сбежал. Они выехали из Ландоэн рано, и кони шли медленно и ровно, отчего Айкен начало клонить в сон.
Ветер дышал прохладой и свежим цветочным ароматом. По синему небу величаво плыли белые облака, в которые превратились вчерашние грозовые тучи. На еще влажной дороге кое-где лежали белые лепестки.
Тимони ехал рядом с Марафелом, тот задумался о чем-то, и взгляд его бесцельно бродил по растущему вдоль дороги отцветающему кустарнику. Тимони рассматривал его, гадая, что за мысли сейчас тревожат его душу в такое свежее утро. Вдруг Марафел легко улыбнулся, оборачиваясь к нему:
— Тебе не чудится, что в этом утре… будто что-то знакомое?
Тимони задумчиво посмотрел на роняющие белые лепестки ветви, на подсыхающую лужицу, где отражалось небо, прищурился и хмыкнул:
— Ищешь здесь дом? — в голосе его лишь на миг прозвучала ядовитая нотка. — Не стану с тобой спорить сейчас, это место в эти мгновения похоже на наш мир.
Марафел улыбнулся еще шире:
— Знал, что ты заметишь! — и достал флейту.
Спокойная мелодия птицей устремилась в небеса. Айкен закрыла глаза, всецело доверяясь коню, ей захотелось станцевать под музыку, но она не решалась спрыгнуть. Ноты взлетали, чистые, как ветер, несущий аромат цветов, свежие, как белизна плывущих облаков, точные, как удар сердца.
— Айкен, — окликнул Тимони. — Ты ведь танцевала в том трактире?
Она кивнула, не открывая глаз, почти не задаваясь вопросом, как он это понял.
— Станцуй нам сейчас, прошу, — продолжил он.
В душе Тимони билось новое ощущение, он не хотел отпускать его, пока не поймет, пока не рассмотрит, как рассматривал в детстве крылья бабочек.
Айкен согласилась, и мгновение спустя они расположились на поляне. Мелодия Марафела и танец Айкен сплелись в одно общее представление.
Зеленая трава приминалась под легкими шагами танцовщицы, Тимони смотрел на плавные движения и пытался вспомнить, где и когда видел нечто подобное, только прекрасней и чище? Где и когда увиденное тронуло его сердце так глубоко?
Он не заметил, как сам вступил в круг примятой травы. Айкен приняла его, легко подстроившись под его движения, а Марафел заиграл быстрее, заставив их кружиться, как лепестки на ветру.
***
Тимони никогда не участвовал в игрищах, но любил вечером гулять по площади, где праздновали их окончание. Музыка и танцы, сладости и цветы, магические фейерверки… Он остановился, среди толпы, увидев, как танцуют девушки.
Их волосы легко взметались над плечами и струились на ветру, движения были воздушны и быстры. Как бы ни спешили музыканты, танцовщицы догоняли их стремительным и сложным танцем. Румянец на лицах и блеск глаз, мягкие скользящие улыбки — все они были прекрасны!
Тимони смотрел, не отрываясь, но совершенно не ожидал, что одна из танцовщиц, в чьи длинные серебристые волосы были вплетены голубые цветы, запросто втянет его в круг. Сперва он сбился с ритма, а она лишь покачала головой:
— Что же ты, Тимони? Танцуй!
И танец продолжался. Она научила его и повела за собой, и тогда за спиной будто раскрылись крылья.
Скоро вместе с ними танцевала вся площадь, но Тимони было не до того, он стремился успеть лишь за одной танцовщицей.
Они только однажды соприкоснулись кончиками пальцев.
***
Марафел отнял флейту от губ, и воспоминание схлынуло с последней затихающей нотой, оставив после себя лишь теплую печаль. Тимони восстанавливал дыхание, глядя, как Айкен расчесывает спутавшиеся от танца темные волосы.
— Нам пора в путь, — печально произнес он. — Айкен, в нашем мире ты стала бы лучшей танцовщицей.
— Я ведь не попаду туда, — отмахнулась она.
— Посмотрим, — Тимони запрыгнул на Лаон, и та скосила на него глаза. — Я бы хотел показать тебе Летинайт.
— Я тоже, — добавил Марафел.
Солнечные лучи ласкали их плечи, и утро казалось все таким же очаровательным, тьма будто бы отступила.
***
Ближе к полудню течение реки замедлилось, но Лайли не стала подгонять лодку, решив, что это ни к чему. Они шли близко к берегу, иногда над головами шатром раскидывались ветви деревьев, отчего на лодку золотым узором падали солнечные пятна.
Лайли некоторое время задумчиво смотрела вперед, а потом заметила:
— Впереди город! Через реку переброшен мост.
— Да?! — Каталин тоже села, глядя в том же направлении. — Ничего себе — переброшен! Он такой высокий!
Мост действительно выгибался высокой каменной аркой, под которой мог свободно пройти небольшой парусник. Город у моста окружала каменная стена, у которой росли низкие деревца с большими желтыми плодами. С такого расстояния понять, что это за деревья, Лайли и Каталин не смогли, но разобрали, что на мосту было довольно много людей.
Река медленно несла их по заметно расширившемуся руслу, а по берегам сквозь ветви деревьев и низкий кустарник просвечивали зеленые поля. Потом деревья и кустарник отступили, и по берегам развернулись заливные луга, где паслись умильного вида рыжие коровы. В реке с удовольствием плескались стаи гусей.
Лайли и Каталин не сразу заметили, что гусей стережет маленькая девочка в коротком старом платьице. Русые волосы ее были заплетены в растрепанную косу, а на щеке алела свежая царапина.
Лайли улыбнулась девочке, и лодка подошла еще ближе к берегу. Оказавшись прямо напротив, Лайли спросила:
— Что за город впереди? — усилием воли она заставила лодку остановиться напротив малышки.
— Миартэ, госпожа, — тихо ответила та, широко открывая глаза, серо-голубые, точно речные струи.
— А как зовут тебя? — поинтересовалась Каталин.
— Милания, — еще тише ответила она.
— Благодарим тебя, Милания, — улыбнулась Лайли, и на мгновение свежим дуновением ветерка заклинание коснулось щеки малышки, исцеляя царапину, не оставив от нее и следа.
Милания машинально дотронулась ладошкой до защипавшего было места и тихо ойкнула, обнаружив, что ранка исчезла. Не веря себе, она вгляделась в спокойные воды реки — но розовой полосы не осталось. Милания посмотрела на поплывшую дальше лодку и прошептала:
— Богиня! Богиня Андреас!
Каменная арка моста приближалась, по ней карабкался к солнцу зеленый плющ, а пушистый мох рос у самой воды. Наверху же шумела толпа. Кто-то перегнулся через каменные перила и увидел лодку.