Задолго до появления первых публичных банков в Барселоне (1401) и Генуе (1407) семейные товарищества в Италии уже руководили процветающими частными банками. К 1250 году в каждом большом итальянском городе было не менее дюжины крупных торговых и банковских фирм; в одной Флоренции их насчитывалось 80.
Самая могущественная из них — Венеция, чеканила серебряный гроссо и золотой дукат, который стал международной валютой для государств Средиземноморского бассейна. В 1459 году Сенат Венеции заявил: «Наша золотая монета высоко ценится и имеет надежную репутацию во всем мире, она превыше всех золотых монет других народов!» [10, с. 60]
Пытаясь объяснить феномен поглощения в итальянских городах–государствах политической власти властью финансовой, Т. Грановский акцентировал внимание на том, что «в таких городах–государствах, какова была Флоренция, натурально имел большое значение кредит. Люди, располагавшие большими капиталами и имевшие возможность давать их другим, неминуемо должны были приобрести значительное влияние» [11, с. 38]. Иначе говоря, итальянскими городами–государствами того времени правил ссудный капитал.
Подобная ситуация приводила к тому, что некоторые олигархические кланы, например Медичи и Фуггеры, были богаче, чем государства, в которых они жили, и обладали могуществом, превосходящим могущество королей. Среди членов семьи Медичи были графы, королевы и римские папы; семья Фуггеров оказала поддержку Габсбургам и сделала Карла V императором Священной Римской империи. Спрос на деньги был столь велик, что банкиры могли устанавливать по ссудам ставки от 10 до 100 и более процентов годовых (!).
Как уже было сказано, становление западной талассократии началось в период могущества итальянских городов–государств. Вот как описывает К. Шмитт доминировавшую на тот момент Венецию: «Почти половину тысячелетия республика Венеция считалась символом морского господства и богатства, выросшего на морской торговле. Она достигла блестящих результатов на поприще большой политики, ее называли «самым диковинным созданием в истории экономики всех времен». Все, что побуждало фанатичных англоманов восхищаться Англией в XVIII–XX веках, прежде уже было причиной восхищения Венецией: огромные богатства; преимущество в дипломатическом искусстве, с помощью которого морская держава умеет вызывать осложнения во взаимоотношениях континентальных держав и вести свои войны чужими руками; основной аристократический закон, дававший видимость решения проблемы внутриполитического порядка; толерантность в отношении религиозных и философских взглядов; прибежище свободолюбивых идей и политической эмиграции» [12].
Государственная власть итальянских городов, лишенная функций сакрального посредничества между Богом и народом (чем была традиционно королевская власть в Европе), вынуждена была нести в себе определенную самодостаточность и опираться на самою себя, на собственную силу. Основой этой силы стали деньги. Говоря о Венеции, Я. Буркхардт замечал: «Островной город уже в конце XV века казался сокровищницей всего тогдашнего мира» [5, с. 65].
Это было неудивительно, так как любые торговые маршруты, которые начинались из материковых владений Венеции или заканчивались там, весь экспорт с венецианских островов на Леванте[36] или городов Адриатики, обязательно проходил через венецианскую гавань. Создав свою компактную по размерам, но имевшую уникальное стратегическое и торговое значение морскую империю, протянувшуюся вдоль путей на Левант, Венеция целеустремленно расставляла к своей выгоде ловушки для подчиненных экономик, перераспределяя европейские товары по своему усмотрению. Политически лавируя между Византийской и Западной Римской империями, она захватила монополию на торговлю между ними, взяв под свой контроль основные товарные и денежные потоки того времени. Ввозя в Италию и Германию с Востока шелка, пряности, хлопок, сахар, духи, рабов, драгоценности, квасцы и красители, она везла из Европы на Восток лес, железо и медь, шерсть и разнообразное сукно, конопляные и льняные холсты. Кроме того, венецианцы установили торговую монополию на соль и частично контролировали торговлю основными продуктами питания, такими как зерно и оливковое масло, что приносило им колоссальный доход. Как утверждал Тирье: «Превратившись в настоящий склад восточных товаров у порога Италии и Германии, Венеция процветает, извлекая из своего положения прибыль для себя и необходимую пользу для других» [10, с. 30].