Пауза затягивалась, а я все еще не знал, с чего бы мне начать этот спич. Голова от противоречивых мыслей пухла не подетски. Направлений образовалось масса. И везде надо успеть самому. А этот бабский детский сад вчера целый день, можно сказать, насмарку пустил. Курортницы, мля.
В конце концов решил, что ничего лучше армейской методы мне не придумать. А посему начал с введения «ведерной клизмы с патефонными иголками» одновременно всем присутствующим.
– И что это вы вчера устроили в гостинице, скажите мне на милость? – начал я вроде бы грозно – по крайней мере, сдвигая брови.
– Да так, ничего особенного, тряпочки мерили, – легкомысленно обронила Ингеборге, сияя голубым глазом.
Вот это подстава. Уж от когокого, а от нее я такого не ждал.
– И сколько тряпочек вы приобрели, чтобы весь день до позднего вечера их мерить? Лично ты?
– Так, в сумочку влезет, – отмахнулась от меня Прускайте.
– А сумочка, надо понимать, «мечта оккупанта»?[242] – съехидничал я.
– Жора, ты ничего не понимаешь: тут в магазинах самые последние европейские коллекции, их в Москве еще не продают. И, главное, тут все так дешево! – вступила в поддержку тяжелая артиллерия в лице восхищенной собой Галины.
– Да, уж куда мне лаптем щи хлебать? Я же с рождения всего лишь в большой деревне живу – Москва называется. И бывалто только в диких мусульманских аулах типа Парижа, НьюЙорка, Лондона и Амстердама. Где уж мне разбираться, с какой стороны лифчик расстегивается, – усмехаюсь нагло. – А дешево все тут, потому как все в местном Китае сделано. Так вот… Голимый контрафакт, между прочим. Вот, к примеру, ты, Альфия, где собираешься носить все то, что вчера накупила. Куда во всем этом выходить будешь?
– Нууу, – тормознула девица, явно не ожидая такого вопроса, как изначально глупого, – в Москве всегда найдется, куда что одеть.
– В какой Москве? Здешняя Москва меньше староземельного Урюпинска. И куда более захолустная. А в ТУ Москву тебе уже никогда не попасть. Так куда ты все это будешь носить?
– В гости. На тусовки. В театр. Ну мало ли куда еще? – не сдавалась прекрасная мещера, тараторя варианты.
– У тебя тут много знакомых, к кому в гости нужно ходить при параде?
– Жора, ну что пристал? Пока нет, потом будут.
– Когда потом? Мы через несколько дней отсюда сдернем. Сразу как только будет готов автобус. Или ты остаешься в ПортоФранко? Тогда сразу скажи. Из списков вычеркнем.
Альфия активно затрясла головой справа налево и слева направо:
– Неээ… Я в Одессу.
Я оглядел притихших девчат. Те молчали.
Я продолжил.
– Театр тут ктонибудь видел?
Молчание.
– Тут даже в ночные клубы ходят в соответствии с местной модой, а не староземельной. Не знали?
– А какая она, местная мода? – подала заинтересованный голос Анфиса.
– А такая она: микст милитари и экшена.
– А без мата? – это уже Буля, чертенок, издевается.
– Что без мата? – не понял я.
– Все то же, что сказал, только порусски. Можешь даже потатарски, я пойму, – а голосок у нее такой сладенькоучастливый. Таким только о подлянках договариваться.
– Понял. Не дурак. Это у тебя шутка юмора такая была? – и посмотрел ей в глаза, в которых прыгали бесенята.
Буля мило улыбнулась и кивнула, склонив голову к левому плечу.
– Шутить, Буля, надо уметь. А вот у меня учиться этому не надо. У меня шутить плохо получается. Но исключительно из любви к тебе переведу с гламурного на русский. Мода этого сезона в Новом Мире – это смешение в одежде элементов полевой военной формы с туристическими аксессуарами. Исключительно практичность и полезность. Здесь же Дикий Запад, что ты хочешь? Вот приедем в Новую Одессу, а там все наши… Такие же, как вы, которые так же не выйдут из дома, даже на пять минут помойное ведро вынести, если перед этим полтора часа на макияж не изведут. И прикинь, что там в магазинах это все тоже есть, и еще новей, и еще дешевле. Спрашивается, за каким… – я сделал паузу, потому что очень хотелось грязно ругаться матом, но сдержался, – за каким таким этим вы все это туда тащите? Место занимаете в автобусе, отнимая его у действительно нужных вещей?
– И что нам теперь с ними делать? – подала разочарованный голос Дюлекан.
– Сейчас не знаю, а перед отъездом будет вам большой шмон[243], и все лишнее придется выбросить. Автобус должен весить, вместе с самим собой, всего шесть тонн. Кстати, всех нас необходимо также взвесить, иначе буду каждую считать за центнер.
Буря возмущения таким предположением была у них уже карманной, тихой, больше для себя самих, чем для меня.
А я продолжал, не обращая внимания на поползновения девчат к обиде за собственный вес:
– Нам еще оружие серьезное покупать надо, а это деньги. И немаленькие. Наганом от местных зверушек нам не отбиться. На двенадцать человек стволов – это уже серьезный вес. И патроны тоже не пуховые. А вы все деньги на ненужные тряпки спустили. Плюс вода и топливо на весь срок путешествия, – продолжил я, – это очень тяжелое все. Еда тоже нелегкая. А у нас даже нет ничего, на чем готовить еду в полевых условиях. Это тоже немалый вес. Ложеквилок у нас тоже нет. Уверен, что и мискукружку себе вчера никто не купил. Кстати, а на чем спать в саванне собираетесь? На травке?
– В автобусе, – уверенно сказала Сажи.
– В автобусе? Это в какой позе? Как любиться в старом «запорожце»? А если подумать мозгом? Впрочем, я жду от вас предложений и вариантов использования автобуса как спального места для всех.
– На полу, – уверенно предложила Бисянка.
– И сколько человек, Танечка, потвоему, смогут одновременно вести в автобусе половую жизнь?
Таня задумалась, наморщив лобик, потом выдала.
– Если потесниться, то семь.
– Что семь? – вклинилась Роза.
– Семь человек, – ответила Бисянка. – Четверо сзади, у сортира, двое в проходе и один у водительского места.
– Понятно, четверо – у параши, а еще пятерых куда класть будешь? – настаивал я.
– На крышу! – вдруг озаренно вскликнула Таня, и ее глаза засияли аметистами.
– И как ты это себе представляешь?
Ответом был дружный хор всего «гарема»:
– Как фиолетового негра с большим длинным членом.
И смеются.
Наглые. Им ссы в глаза – скажут: божья роса.
Однако одинноль мне в ворота. И нечего жаловаться, сам научил.
– Ну ладно, – говорю уже примирительным тоном, – вчерашний день можно списать на стадное безумие. Подсознательную боязнь эпидемии китайской шизофрении в коллективе и эксцесс преодоления синдрома попаданца.
– Кого? – не поняла Наташа Синевич.
– Попаданец, Наташенька, – это тот, кто попал, – объяснил я. – Как, к примеру, мы сюда, в этот гребаный Новый Мир попали. Круто попали. Это мы все – попаданцы.
Вроде поняли.
– Но к делу, девочки. Смешуечки и звиздихаханьки отставили. Сегодня у меня по плану с десяти нольноль – гараж. Подготовка автобуса к Кэмэлтрофи и Париж – Даккару в одном флаконе. Надо механика озадачить по самое не могу. Время дорого. Если все срастется – послезавтра отъезжаем. Потом, по моему плану, интервью у местных охотников о поведении местной хищной фауны, и как, а главное чем, от нее нам отбиваться. Поэтому со мной сегодня пойдут Бисянка и Комлева. Меняться опытом. Это я совмещу с обедом. А после обеда у вас, у каждой индивидуально, принимаю зачет по «Путеводителю», «Памятки переселенца» и картам Нового мира. Пока по тем, что выдали нам орденские шмары при регистрации. Главное, учебными пособиями обеспечены все. Процесс пошел. И еще вопрос… Кто хорошо сечет в компутерах? Конкретно, в железе для экстремалов.
– Я. – Роза подняла руку, как в школе на уроке.
– Точно? – усомнился в ней.
– Точноточно, это же моя специальность. Автоматизация производства, – твердо ответила Роза.
– Тогда тебе отдельное задание. Найти и приобрести ноутбук ударопрочный: такой, который бросать об стенку можно, и с ним ничего не будет. К нему местные программы типа навигаторов, карт местных и справочников по анклавам людей. Понятно?