- А какие могут быть варианты?
- Ну, - сказал я, - можно не ехать.
- Тогда зачем ты позвонил? Суббота все же, - резонно обиделась она.
Положив трубку, я еще немного постоял в раздумье, потом взял такси и сказал водителю свой домашний адрес.
- Гори оно все огнем, - сказал я башням Казанского и Ленинградского вокзалов. - Не мо-гу. Чай и душ. И полчаса постели. После этого Вим Вендерс, Френсис Форд Коппола, Никита Михалков и кто угодно еще. Но только после этого.
Вот если бы мне редактор в журнале, например, назначил встречу на одиннадцать утра, думал я, меланхолично глядя на пролетающий мимо Проспект Мира. Я бы ни за что не поехал. Во-первых, я сказал бы, что с утра очень занят, а во-вторых, нормальный редактор сам никогда не назначит вам встречу на одиннадцать утра, потому что нормальный редактор в это время еще крепко спит.
И самое удивительное, читатель, что, пропев этот гимн лени, я был абсолютно прав. Плюйте на расписания и прейскуранты и всегда, всегда слушайтесь своего внутреннего голоса. Приехав домой, я обнял жену, и первое, что она мне сказала, было: “Тебе только что звонила эта Света, от К. Сьемки перенесли. В два, там же, на “Войковской”.
Вот так-то!
8. За облаками
После душа и чаю куда-то ехать не захотелось даже еще больше, чем до. Со слабой надеждой я снова набрал мобильный Маленькой Светы.
- Добрый день. Я в Москве. Встречаемся в два?
- Ну да, - сказала Света удивленно. - Я же вам звонила. В два, на “Водном”, у первого вагона.
- Как на “Водном”? - Я сердито посмотрел на Марину. - Вы же сказали - на “Войковской”?..
- Я сказала - на “Войковской”?! - Света расхохоталась. - Совсем голову потеряла, сумасшедшие были дни. На “Водном”. Я и мой помощник будем ждать вас у первого вагона метро “Водный стадион”.
Я представил себе всю цепочку, что было бы, если бы я постеснялся и не позвонил Свете еще из Нижнего, не позвонил бы сестре от метро, представил себя в восемь и одиннадцать субботнего утра у первого вагона на станции метро “Войковская”, - содрогнулся и залег спать.
Можно дать вам практический совет? Если вы когда нибудь будете иметь какое-либо, даже самое маленькое дело с отечественными кинематографистами (размер художественного “дара” значения не имеет), уточняйте все по десять раз - не то вас продинамят и при этом даже не извинятся.
Естественно, мы с женой вышли из дома гораздо позже, чем было нужно и поэтому снова, как и летом, пришлось ловить такси. Сначала никто не соглашался ехать так далеко. Потом наконец возле нас остановилась черная “ВМW” с мигалкой на крыше и номерами с триколором. Кстати, меня часто подвозят такие машины. Бензин у них казенный, а зарплата у шоферов небольшая, потому как хоть и “BMW”, а все равно госслужащие и потому считается, что на подножном корму. Мы с женой почему-то (напрасно) увидели в “членовозе” доброе предзнаменование, и он с ветерком домчал нас до “Водного”, так что в метро мы спустились даже раньше, чем это было нужно.
Впрочем, Маленькая Света была уже на месте, а рядом с ней стояла какая-то скандинавского вида блондинка с косой до пояса. Мы поздоровались, и у меня немедленно возникло ощущение, что я ее где-то уже видел.
“Актриса, - подумал я, - наверное, известная…”
- Я ее где-то видела, - сказала моя жена.
- Наверное, это четвертая жена К., - тихо предположил я. - Она, по-моему, тоже блондинка.
Моя жена критически оглядела нашу новую знакомую и покачала головой. А когда мы немного отошли, она сказала:
- Это не жена! Посмотри, какие у нее джинсы! Это джинсы с рынка. У жены фон К. не может быть джинсов с рынка. Я вспомнила, где я ее видела. На кастинге рекламы стирального порошка “Тайд”.
Вот неожиданность женского взгляда, и, кстати, я с ней согласен про рынок. Это правда… К автобусу мы приблизились максимально независимой походкой “дикая утка”, как будто шли не по московскому асфальту, а по каннской лестнице. И неспроста, при подходе среди пассажиров автобуса я насчитал как минимум три знаменитости всесоюзного… тьфу, всероссийского масштаба. Самым заметным из них был карлик (я надеюсь, никто не обидится), игравший в “Солярисе” у Тарковского и, по-моему (этого не помню точно), в “Агонии” у Климова. Я забыл, как его зовут. Карлик сидел на переднем сиденье с огромным букетом в руках и о чем-то печально думал. Может быть, у него был день рождения… На нас он даже не посмотрел. Я подумал, что для него, после Тарковского и Климова, съемки у фон К., тем более в наше время, не такое уж и событие. Еще я увидел одного пожилого артиста, который в советское время часто снимался в детективах из заграничной жизни. (Его фамилии я тоже не помню.) И какую-то девушку, которую два или три раз показывали по телевизору в передаче “Я сама”, посвященной одиноким молодым матерям. Из телеперсон в автобусе также присутствовал некий весьма нервный господин с африканскими косичками-дредами, который на канале “Культура” что-то изредка и очень путано рассказывает про авангардный театр.
О своих наблюдениях я немедленно доложил жене.
Младшее поколение артистов прошлого века не знало, зато кивнуло на передачу “Я сама” и энергично замахало какому-то молодому человеку в щегольском вельветовом пиджаке, вслед за нами зашедшему в автобус. Юношу звали Эдуард.
- Это парень из “Щуки”, - сказала жена, знакомя нас. - Он с Оксанкой Морозовой учится на одном курсе. Ты ее помнишь.
Я не сразу вспомнил, кто такая Оксанка Морозова, но церемонно поклонился Эдуарду. Вообще, как ни странно, войдя в автобус, я почувствовал общий подъем, мне захотелось шутить, быть непринужденным и сказать карлику из “Соляриса”, что-нибудь остроумно-точное или очень оригинальное, чтобы он сразу понял, что я тут - не обычный статист и вообще не просто так, и мы бы с ним о чем-нибудь побеседовали. Даже не важно о чем, но хорошо, умно и на глазах у всех. Чтобы все тоже это поняли.
Но я постеснялся и молча прошел в середину автобуса. Блондинка с косой, севшая за нами, достала из рюкзачка йогурт и с аккуратной задумчивостью принялась его есть, поглядывая за окно. Она производила, как и положено современной молодой даме, очень независимое, милое и одновременно неуловимо стервозное впечатление. Я некоторое время украдкой наблюдал, как она ест свой йогурт, а потом вдруг подумал, что все это как-то очень непразднично. Мне вдруг вспомнилось, как в последние советские годы научный институт, в котором я тогда работал, посылал своих сотрудников на так называемую овощную базу. Это было очень похоже. Даже автобус был тот же - “Икарус”. Впечатление усилилось, когда минут через пятнадцать в автобус забралась Маленькая Света. Она достала из кармана какую-то бумажку, развернула и, усиливая сходство с “овощебазой”, сказала:
- Товарищи, извините, но я должна сделать перекличку. Все ли здесь.
- Дэлай! - сказал кто-то позади меня, и, оглянувшись, я увидел то, чего не заметил раньше, - двух “чеченцев” из кабардинской группы. Но теперь они были без десантной формы и зеленых повязок, оба в одинаковых щегольских черных пиджаках. “Чеченцы” с нескрываемой иронией посмотрели на меня. Видимо, они меня тоже узнали. Один из них нехорошо улыбнулся и сказал:
- Здравствуйтэ…
Пересчитав нас, Маленькая Света уселась на переднее капитанское место, рядом с климовским карликом, автобус тронулся и медленно покатил куда-то в глубь микрорайона.
Сначала мы ехали мимо жилых многоэтажек, потом, минут через десять, дома кончились и начались заборы, пошли какие-то склады, потом автобус закачался и въехал в растворенные большие железные ворота, которые тут же с лязгом за нами захлопнулись. За воротами оказались железнодорожные пути и стоящие на них вереницы товарных вагонов. Немного не доехав до полотна, автобус повернул и остановился. Перед нами стояло казарменного типа серенькое невысокое здание с синей вывеской у входа: “Москва-Сортировочная. Грузовая станция № 12”.