м. Да и для себя в первую очередь. Рыбка без соли была на любителя, но я к малосольной пище привычный - почти и не солю, когда сам готовлю. А вот лучка, лимончика и перца явно мне не доставало. Но это все лирика, работаем с тем, что есть. Пока ел, разложив ужин на камнях, подумал о том, что побриться ведь можно и телекинезом, благо сам себя я магией вряд ли порежу. Да и жир рыбий для мыла можно вполне использовать. Но пока не припекло, было если честно, просто лень. Рыбьи кости скидал в воду, когда уже закат догорал. Забрался все на то же здание, только в этот раз расчистил себе площадку и выгреб из песка волевым усилием все крупные камни. Ночи тут теплые, не замерзну. Прилег. Долго думал о том, что же делать дальше. Город явно велик, весь не обойдешь, в каждую щель не заглянешь, даже магию используя. Надо искать в центре, в более крупных постройках, в которых могли располагать службы и прочие учреждения. В частных домах, жилом секторе вряд ли удастся что-то путное добыть. Думал и о том, куда вероятные находки складывать. Не ни сумки, ни материалов для нее. Разве что из рыбьих шкур? Ящерки уж больно мелковаты. Наверное, так и поступлю. Да и бурдюк с водой надо не забыть сообразить... Какие звезды красивые... Еще надо ножик сделать, или палку какую железную. Мало ли, как магия себя поведет. Да и палкой проще и быстрее при близком контакте долбануть... Видел же уже кусок металла. Да и так чувствовал в развалинах, много его еще. Попробовать переплавить на огне? Или разогреть руной? Или просто попробовать форму изменить псионикой?.. За размышлениями и не заметил, как уснул. *** ЦундиХорр был всего лишь мальчишкой, пускай и считал себя в душе взрослым мужчиной. Все же сложно быть взрослым в десять лет, даже если ты сам зарабатываешь себе на краюху хлеба. Он был невысок, как и всякий недокормленный сирота, но крепок и поджар. Молодой волчонок, которого кормят ноги. Он подрабатывал за мелкую монету везде, где только мог, брался за любое дело, до которого его допускали. Работал очень много, кормил не только себя, но и помогал младшим друзьям из Тенистого тупика. Лоботрясом он не был совершенно, и что такое свободное время, безделье и послеполуденная сиеста знал лишь понаслышке. Всегда у мальчишки находились какие-то дела - то посторожить чьи-то вещи, лошадь или ездового ящера, то передать посылку или послание. Был он и проводником, и на стреме у воров стоял, не гнушался, и пьяных обирал, и мертвых. Деньги ведь не пахнут, правда? Но была у него одна страсть, коя могла остановить его на полушаге, отвлечь от любого дела. Корабли. Под парусом или на рейде, недостроенные на верфи, или же угрюмые с наросшими ракушками старички. Он любил наблюдать, как они швартуются, или как разбирают оснастку перед буксировкой. Любил наблюдать, как над выводимыми через морские врата судами взлетает белесое облако парусов, унося их за горизонт. Была лишь одна большая страсть - небесные корабли. Редкие, в сравнении с морскими, но все же регулярные гости. Они не всегда проходили над портом, где обычно обретался Цунди, заходя к воздушной гавани с самых разных сторон. Но если все же попадался в поле зрения такой красавец, мальчик забывал обо всем. Вот и сейчас он стоял на пирсе, бросив тяжеленный для его невеликих сил тюк ткани прямо на грязные плиты. Рот былразинут в немом восхищение, а взор горяч. Словно бы это он сейчас стоял за штурвалом небесно-голубого военного фратийского фрегата, перемахнувшего буквально пару мгновений назад через Морские врата. Вокруг слышались возбужденные голоса и шепотки, кто-то кричал, показывая пальцем, кто-то демонстративно игнорировал. Так и мастер-матрос Виль, решивший помочь мальцу монетой, за труды, конечно, брови хмурил, не глядел даже и в сторону воздушного красавца, из извечного соперничества моря и неба, но мальца не ругал. Понимал. Я же стоял за его спиной, по правому плечу. И так же молча наблюдал за стремительно несущимся хищным силуэтом, словно стрекоза, раскинувшем четыре крыла. Деревянный корпус напоминал по своей форме торпеду, верхняя открытая палуба была совсем невелика. Он щетинился какими-то излучателями, по которым то и дело пробегали бледные искры, и был во многих местах прикрыт зачарованными металлическими щитами. А сверху господствовал вытянутый и незамеченный мной даже сразу бледно-голубой баллон аэростата. Сложность оснастки была невероятна, взгляд терялся в этой паутине. Когда же стремительная тень промелькнула над нами, я обернулся, и успел заметить, прежде чем он исчез за стеной, четыре лопастных винта в хвостовом оперении. Чудесное зрелище, впечатляющее. Такой вот дирижабль. Размеры его, кстати, были чрезвычайно велики, никак не менее полусотни метров набиралось в деревянном корпусе. Даже странно такое несоответствие массивного корпуса, который и гондолой-то язык не поворачивался назвать, и примерно такого же по размерам баллона. Явно без волшебства тут не обошлось. Мальчишка все так же стоял, словно провожая невидимый уже корабль. Стоял, даже когда все вернулись к своим делам, а какой-то проходящий матрос подхватил валяющийся тюк. Он витал явно уже не здесь, а летел вместе с фрегатом в бескрайнем голубом небе, штурмовал облака или убегал от грозового фронта. Я его прекрасно понимал. А форт вновь жил своей жизнью. Сновали люди, одетые бедно и богато, в ткани и кожи, одежды фасонов разнообразных и причудливых. Укутанные и полуголые, женщины и мужчины. Белые и красные, несколько черных, как уголь, здоровяков и пепельнокожих невысоких теней. И показалось даже, что были тут остроухие, клыкастые, а также низкорослые здоровяки. В таком людском водовороте, что крутился в портовых лабиринтах, стекая с пирсов в сторону складов и города, сложно была что-то внимательно разглядеть. Да и сон этот был не мой - детский. И как во всяком детском сне, посторонние детали смазывались, как не напрягай зрение. Слышались разные языки, напевные и резкие, тягучие и быстрые, как щебет... Слов было не разобрать. Вокруг же стоял лес мачт, все пирсы были заполнены, и многие корабли стояли на рейде, а к ним караванами тянулись лодки. Над крышами тут и там поднимались дымы, слышался металлический звон, периодические посвисты и рокот, словно где-то кипел котел крупной паровой машины. И правда, присмотревшись внимательнее, заметил у некоторых кораблей колесные двигатели. Труб, правда, не углядел. Вдруг замерший мальчишка вздрогнул, обернулся и уставился на меня, будто бы спрашивая: "А ты кто такой, дядя? И что делаешь в моем сне?" Все расплылось, развалилось, а я провалился куда-то значительно глубже, в предвечную тьму. *** Утро не задалось - проснулся я от хлынувшего с небес потока. Спал на спине, а потому спросонья сразу не сообразил, откуда вода. Подумал было, что тону, задергался, больно ударился рукой о стену, от чего сразу же пришел в себя. Подхватился, оценил сплошное и беспросветное серое море туч на небесах. Спустился и укрылся на первом этаже. Там было пыльно, и от двери в помещение ветра надули множество песка и грязи. Другие комнаты были частично обрушены, зияли дырами в стенах и потолке - туда я не пошел. Присел у противоположной от двери стены, наблюдая за все усиливающимся потоком - просто сплошная водяная стена, право слово. На земле быстро набухли лужи, потом побежали грязные ручейки, ручьи и целые реки грязной воды. Земля шла несколько под уклон от города, потому вода не застаивалась, уходила в залив. Интересно, уровень воды поднимется от такого ненастья? И вообще, вода пресная. Скорее всего, озеро просто очень большое. Приливов и отливов я не заметил, как и лун на небе, впрочем. Сон был очень реалистичный, и создавалось необычное ощущение, что моя фантазия к нему отношения не имеет. Не мог объяснитьточнее, просто чувствовал, что стал невольным свидетелем когда-то давно произошедших событий. Настолько ярким событием оказалось для мальчишки произошедшее, что отпечаталось не только в памяти, но и мире снов, где пронеслось сквозь столетия. Теперь было даже грустно смотреть на окружающие меня развалины, некогда кипевшие жизнью, а теперь унылые и мертвые. Как в пустом доме, покинутом много лет назад, когда дух предыдущих хозяев еще не выветрился окончательно, но запустение уже полновластно. Раньше я воспринимал все вокруг, как некие археологические достопримечательности, коими по сути город я являлся. Теперь же, зная, как оно было, поселилась внутри сосущая пустота. Мертвое царство. Но из увиденного, тем не менее, можно сделать множество полезных выводов. Мир, населенный людьми - это значительно лучше, чем разумные ящерицы или еще какая-нибудь живность. А то грызли меня подспудные сомнения, слишком уж выделялся ростом тот старичок. Культурный уровень, судя по одеждам, видимым технологиям и технике, как минимум, на уровне века восемнадцатого-девятнадцатого. Что обнадеживает. Другой вопрос, что осталось от этой культуры? Стоит оглянуться вокруг, и перспективы сразу становились куда более мрачными. Дождь лил без перерыва и послаблений много часов к ряду. В воздухе витала влага, туманная дымка проникала в развалины, и становилось зябко. Выглянул повторно на улицу, но конца непогоде так и не углядел. Поход закономерно откладывался. Чтобы не замерзнуть, подогревал помещение рунами сазм, что начертал на стенах и полу, вливая тонкими ручейками энергию. Стены грелись, отдав