Я отошла в сторону и принялась озирать кладбище. Освященная земля заканчивалась у дальней стены, но небольшие таблички из камня располагались на освященной территории. Их было ровным счетом пятнадцать, каждая содержала порядковый номер, обозначенный римской цифрой, и одно имя – «Бутон». Это были могилки песиков, любимых пуделей матушки Хильдегард. При ней неотлучно находился очередной носитель этого имени, шестнадцатая собачка, которой тоже предстояло упокоиться на кладбище рядом со своими предшественниками. Этот угольно-черный кудрявый Бутон сидел и молча наблюдал, как хозяйка ругает нерадивого работника, и хлопал круглыми глазенками.
Сестры и те, кого они любили.
Когда монахиня кончила выговаривать санитару, она снова обернулась ко мне. Я увидела, как сердитое выражение ее лица меняется на приветливое, и мне показалось, что это красиво.
– Как хорошо, что ты здесь, ma chère. Пойдем-ка, я поищу то, что может тебе пригодиться в дальней дороге, – пригласила она меня.
Посох она определила на руку, а меня взяла под локоть, чтобы опираться. Ощущая тепло ее костлявых пальцев, я подумала о том, что это не я помогаю ей идти, а она мне.
Мы уже свернули в тисовую аллейку, которая вела к больнице, и я не сдержалась:
– Матушка, я надеюсь, что мой вопрос не покажется вам нетактичным, но хотелось бы знать…
– Мне восемьдесят три года, – перебила она меня и, радуясь, что угадала вопрос, продемонстрировала желтые лошадиные зубы. Поймав мой взгляд, она пояснила: – Меня столько раз об этом спрашивали. – Обернувшись в сторону кладбища, мать Хильдегард по-галльски вскинула одно плечо. – Еще рано, и очень много работы, Le Bon Dieu знает об этом. Господь добр ко мне.
Глава 41
Мы ставим паруса
Декабрь в Шотландии всегда серый и холодный, и вот в один из таких дней «Артемида» причалила к северо-западному побережью, а именно к мысу Ярости.
Туман клубился над прибрежными утесами, скрывая их за непроглядной пеленой. Своим запахом морских водорослей, проникавшим в щели всех зданий, и шумом прибоя, постоянно сопровождавшим всех путешественников, мыс очень уж напоминал печально известный остров тюленей. Это было более чем печально, ведь прошел месяц с тех пор, как Эуона похитили пираты, а мы все еще сидим в Шотландии! Шум моря, доносившийся до нашего слуха и в трактире, заглушал наши разговоры и заставлял осознавать свое бессилие перед лицом стихий и обстоятельств.
В трактире горел огонь, но Джейми не мог находиться на одном месте и отправился ходить по пристани под дождем. Когда мы плыли назад в Шотландию из Франции, ему было так же плохо, и одному богу было известно, о чем он думал сейчас. Часто, слишком часто я просыпалась среди ночи, не обнаруживая его рядом: он уходил бродить по ночам, чтобы развеять тоску и успокоить нервы. Любая мелочь, которая задерживала нас перед отплытием, раздражала его и заставляла переживать за успех предприятия.
Забавно, но сейчас мы задерживалась как раз по вине Джейми: на мысе Ярости мы должны были забрать Фергюса, который разыскивал здесь нужных нам людей, пока мы добирались до Шотландии.
Это была идея Джейми – привлечь к нашему путешествию контрабандистов. Он объяснял, что не хотел бы рисковать, идя на пиратов с голыми руками, а верные люди очень облегчали участие в возможной драке.
Кроме того, был еще один момент, суливший нам успех: все без исключения контрабандисты прекрасно знали морское дело и не раз переплывали море если не на больших кораблях, то на лодках. Это значительно облегчало нашу затею и было неоценимой поддержкой, ведь команда «Артемиды» изрядно уменьшилась после окончания сезона, когда многие моряки отказались идти в Вест-Индию в шторма.
Забрать новую команду с мыса Ярости тоже было удачной задумкой: этот маленький порт не обращал на себя внимания нежелательных нам лиц, тем более сейчас, когда там стояли всего пару рыбачьих лодок и кеч. Правда, как во всяком порядочном порту, там имелся кабачок, и моряки не преминули воспользоваться гостеприимством его хозяев. Он был так мал, что часть разношерстной команды, не помещаясь внутри, толпилась под навесами на улице, куда счастливчики, попавшие в помещение, передавали им пенистый эль.
Джейми все время ходил в одиночестве по мысу. Никто толком не видел его – он приходил только пообедать. Когда он наконец усаживался у огня, пар, поднимавшийся от его мокрой одежды, скрывал его грустные глаза и напряженную складку между бровей.