– Я надеялся, что будет получше.
– Я тоже, – съязвила я. – Ну так что там у тебя, выкладывай.
– Обратись к французу. Передай – я разрешил рассказать. Скажи еще, что с Иннесом все в порядке, он чист.
– В каком смысле чист? Я чего-то не понимаю? Что за секреты?
Среди симптоматики морской болезни нет делирия. Это давало повод для беспокойства.
Джейми с трудом смог сфокусировать взгляд на моей скромной персоне. От этого ничтожного дела он весь покрылся потом.
– Иннес вне подозрений. Не он хочет убить меня.
– А кто хочет? Что происходит?
Я тоже вспотела.
Джейми не бредил – лихорадки не было, глаза ясные, в конце концов, он узнавал меня.
– Кто хочет твоей смерти? Ты знаешь? – Мне показалось, что на меня кто-то смотрит, расценивая как потенциальную жертву.
– Нет… Не знаю.
Начался новый позыв рвоты, но Джейми смог его подавить, закусив губу.
– Фергюс, его спроси. Лично, – прошептал он. – Он скажет, он знает все.
Выходит, ему грозит опасность, а я ничего об этом не знаю! И не могу ничего сделать для предотвращения убийства…
– Пускай он придет сюда – не хочу оставлять тебя одного.
Джейми медленно выпростал согнутую руку и сунул ее под подушку, извлекая оттуда кортик. Даже сейчас, крайне обессиленный, он уверенно держал оружие.
– Я постою за себя. Иди ищи Фергюса. Это важно. Ступай, англичаночка, оставь меня. Они не посмеют днем, при всех. Или вообще не посмеют.
Сейчас он был похож на изваяние на надгробии, неподвижный, в позе, выражающей решимость.
– Ступай. – Я поняла это слово по одним губам – голоса не было слышно.
У входа что-то шевелилось, это опять был китаец, сидевший с поднятыми коленями. Увидев меня, он произвел подобие поклона, какой только был возможен в его положении: развел колени и сунул голову между ними.
– Госпожа не бояться, нет. Моя караулить. Первая жена идти смело, быть смело, – заверил он свистящим шепотом.
– Хорошо, спасибо, – растерянно поблагодарила я, занятая мыслью, где бы найти француза.
Фергюс, конечно же, стоял вместе с Марсали. С кормы они смотрели на белых птиц, сопровождавших корабль. Первым делом он сказал, что не уверен, что кто-то покушается на жизнь Джейми.
– Бочки на складе могли взорваться сами по себе, это не редкость, такое часто случается, равно как и пожар в хлипком сарае…
Я дернула его за рукав.
– Погоди. Что у вас там произошло? Ты можешь мне объяснить, что, где и когда взрывалось, а что горело?
– Разве милорд не сказал? – вскинул брови француз.
– Милорд сейчас ни на что не годен. Он направил меня к тебе, сказал, что поручает расспросить, мол, ты все знаешь.
Фергюс осуждающе покачал головой.
– Милорд не меняется. Сколько я его знаю, он говорит, будто может управлять своим желудком силой воли и не заболеет, но всегда заболевает, как только корабль отходит от пристани футов на девять.
– Ого, я такого не знала. – Джейми не переставал меня удивлять. – Надо же, какой упрямец!
Марсали прикидывалась, словно меня здесь нет, и настаивала на своей отстраненности, но не могла не слышать разговора, а услышав, не смогла сдержаться и не засмеяться. Правда, заметив, что я смотрю на нее, она быстро перевела взгляд на морской простор.
Фергюс сочувственно улыбнулся.
– Миледи, вы ведь знаете его. Он такой и ничего не попишешь. – В его голосе слышались любовь и преданность. – Даже будучи при смерти, будет молчать.
– Ну поди посмотри на него сейчас. Вид – лучше всяких слов.
Произнося эту колкость, я чувствовала удивление и благодарность. Фергюс неотлучно находился при Джейми в течение двадцати лет, но тот не раскрыл своего секрета, считая морскую болезнь постыдной слабостью, в которой зазорно признаваться. Я бы знала, что он умирает, не только потому, что я врач.
– Ох уж эти мужчины…
– Мадам?
– Нет-нет, ничего, продолжай. Бочонки и пожар, – напомнила я.
– Разумеется.
Француз убрал наползавшие на лоб волосы крюком.
– Это произошло у мадам Жанны, в аккурат за день, как вы вернулись.
Значит, в день, когда я приехала в Эдинбург, причем за пару часов до моей встречи с Джейми в печатне. Той ночью Джейми, Фергюс и еще шестеро проведали бернтислендскую пристань, где среди кулей с мукой были спрятаны бочонки с мадерой.
– Она пропитывает дерево позже, чем другие вина. С бренди так не выйдет – собаки учуют. А мадера, залитая в бочонки, является вполне невинным товаром.
– Собаки? Чьи собаки?
– На таможне появились собаки, натасканные на табак и бренди, – то, что больше всего любят контрабандисты. Вернемся к нашим баранам. Мадеру мы пронесли спокойно, без происшествий. Припрятали на складе – его формально держит лорд Дандас, а по факту – милорд и мадам Жанна.