— Твое?
Он вытаращил глаза.
Я снова кивнула, чувствуя, как при воспоминании о гранитной плите у меня встал ком в горле. То был так называемый брачный камень, высеченный таким образом, чтобы в сочетании с другим, парным, образовывать полную дугу. Я, конечно, видела только одну половину.
— На нем значились все твои имена. Поэтому я поняла, что это ты. А ниже было высечено: «Любящий муж Клэр». В то время я не поняла, что это значит, но теперь понимаю.
Он медленно кивнул, вбирая в себя услышанное.
— Понятно. Ну что ж, если я все же вернусь в Шотландию, причем в качестве твоего мужа, то вопрос «когда», пожалуй, не имеет особого значения, — Он слабо улыбнулся и добавил: — А еще это значит, что я обязательно найду Айена-младшего живым, потому что, говорю тебе, англичаночка, нога моя не ступит в Шотландию без него.
— Мы найдем его, — твердо сказала я, положила руку ему на плечо и стояла рядом, глядя, как Шотландия медленно исчезает вдали.
К вечеру скалы Шотландии скрылись в морском тумане, и продрогший до костей, белый как простыня Джейми позволил отвести себя вниз и уложить в постель. Именно в этот момент и обнаружились неожиданные последствия ультиматума, предъявленного им Фергюсу.
На корабле, не считая капитанской, были только две маленькие отдельные каюты, и коль скоро Фергюсу и Марсали было запрещено проживать в одной каюте до венчания, получалось, что Джейми придется делить каюту с Фергюсом, а мне с Марсали. Это весьма усложняло все предстоящее путешествие, причем по многим причинам.
Я надеялась, что морская болезнь утихнет, если Джейми не будет видеть, как медленно поднимается и опадает линия горизонта, но и тут мне не повезло.
— Опять? — спросил сонный Фергюс, приподнявшись на локте в своей койке посреди ночи. — Как он может? Он же весь день ничего не ел!
— Ты ему об этом скажи, — сказала я, стараясь не дышать носом, когда бочком продвигалась к двери с тазиком в руках, протискиваясь через крохотное тесное помещение.
Палуба качалась под моими непривычными ногами, и сохранять равновесие удавалось с трудом.
— Позвольте мне, миледи.
Фергюс сбросил с постели голые ноги, встал и, пошатнувшись, чуть не налетел на меня.
— Вы должны пойти и поспать, миледи, — сказал он, забрав у меня тазик. — Я позабочусь о нем, будьте уверены.
— В общем…
Мысль о сне, бесспорно, искушала. День выдался нелегкий.
— Иди, англичаночка, — пробормотал Джейми, чье покрытое потом лицо казалось призрачно-белым в свете масляной лампы. — Со мной все будет в порядке.
Разумеется, это утверждение представляло собой чистейшее вранье, но, с другой стороны, сомнительно, чтобы от моего присутствия была особая польза. То немногое, что требовалось, мог сделать и Фергюс, а средства от морской болезни все равно не существовало. Оставалось лишь надеться, что Джаред прав, и когда «Артемида» выйдет в Атлантику, где качает не так резко, недомогание пройдет само.
— Хорошо, — уступила я. — Может быть, утром тебе полегчает.
Джейми открыл один глаз, застонал и, дрожа, закрыл его снова.
— А может быть, я умру, — предположил он.
На этой радостной ноте я направилась в темный проход, где споткнулась о мистера Уиллоби, свернувшегося калачиком у двери каюты. Он крякнул от удивления, потом, увидев, что это всего лишь я, медленно поднялся на четвереньки и заполз в каюту, покачиваясь в такт с судном. Оставив без внимания недовольное восклицание Фергюса, китаец свернулся вокруг ножки стола и тут же снова погрузился в сон с выражением полного блаженства на маленьком круглом лице.
Моя собственная каюта находилась как раз напротив сходней, но я задержалась, чтобы подышать свежим воздухом, поступавшим с верхней палубы. Меня окружало невероятное разнообразие шумов: от скрипа и треска досок, щелканья парусов и завывания снастей наверху до слабого эха криков где-то на палубе.
Несмотря на шум и холодный воздух, хлынувшие из открытой двери, Марсали крепко спала, расположившись на одной из коек. Меня порадовало, что не нужно проводить с ней необходимую беседу. Но при этом я невольно ощутила сочувствие: что ни говори, а на свою брачную ночь у девчонки наверняка были другие планы.
Было холодно, и я, не раздеваясь, заползла на свою узкую койку и некоторое время лежала, прислушиваясь к доносившимся со всех сторон звукам. Всего в футе или двух над моей головой плескалась рассекаемая корпусом вода, но это, как ни странно, успокаивало. Под аккомпанемент песни ветра и приглушенные звуки рвоты, доносившиеся из каюты напротив, я мирно заснула.