На «Артемиде», как и положено на корабле, старались поддерживать чистоту, но когда на пространстве в восемьдесят футов длиной и двадцать пять шириной вместе с шестью тоннами грубо обработанных шкур, сорока двумя бочками серы и достаточным количеством листов меди и жести обитают тридцать две особи мужского и две — женского пола, о соблюдении всех правил гигиены говорить трудно.
На второй день я уже вспугнула крысу — маленькую, как сказал Фергюс, но все равно крысу! — в трюме, куда отправилась за своим большим ящиком со снадобьями, по ошибке помещенным туда во время погрузки. Ночью в моей каюте было слышно тихое шуршание, издаваемое, как выяснилось, когда зажгли светильник, несколькими дюжинами довольно крупных тараканов, мигом разбежавшихся по щелям.
Два гальюна по обе стороны от корабельного носа представляли собой крошечные дощатые кабинки с дыркой в полу, футах в восьми над волнами, так что пользователя могло в самый неподходящий момент окатить снизу морской водой. По моему предположению, конструктивные особенности отхожих мест способствовали распространению запоров в не меньшей степени, чем рацион, состоящий преимущественно из свиной солонины и галет.
Мистер Уоррен, штурман, гордо сообщил, что палубы драят каждое утро, металлические детали полируют и вообще все находится в полном порядке. Надо полагать, в подобных условиях трудно было требовать большего, однако никакая чистка палубы не могла повлиять на тот факт, что на весьма ограниченном пространстве размещались тридцать четыре человека, причем мылся из них только один.
Учитывая обстоятельства, я сильно удивилась, когда на второе утро в поисках кипятка открыла дверь камбуза.
Вместо ожидаемого привычного неряшливого полумрака моему взору предстали ряды сверкающих на солнце медных кастрюль и чанов, начищенных так, что казалось, будто они светятся изнутри. Я поморгала, привыкая к этому блеску, после чего смогла разглядеть встроенные в стенки камбуза надежные полки и шкафы, сработанные с расчетом на нешуточный шторм.
На полке выше кастрюль мелко подрагивали обернутые в войлок синие и зеленые стеклянные склянки со специями. Впечатляющий набор ножей, тесаков и вертелов позволил бы, возникни такая надобность, разделать и китовую тушу. На полке, подвешенной к переборке, стояли глиняные плошки и стеклянные стаканы, в которых были посажены срезанные верхушки репы — для получения зеленых побегов. Над огромным, тихо побулькивающим котлом поднимался благоухающий пар. А посреди всего этого безупречного великолепия стоял кок, вперивший в меня убийственный взгляд.
— Вон! — приказал он.
— Доброе утро, — сказала я как можно сердечнее. — Меня зовут Клэр Фрэзер.
— Вон! — повторил он тем же неумолимым тоном.
— Я миссис Фрэзер, жена суперкарго и на этот рейс корабельный врач, — четко произнесла я, глядя ему прямо в глаза. — Мне требуется шесть галлонов горячей воды для мытья головы.
Его маленькие яркие голубые глаза сделались еще меньше и ярче, черные зрачки нацелились на меня, как стволы пушек.
— Я Алоизий О'Шонесси Мерфи, — сказал он. — Корабельный кок. И я требую, чтобы ты убрала свои ноги с моей только что надраенной палубы. Я не позволяю женщинам соваться на мой камбуз.
Кок подтвердил свои слова гневным взглядом, брошенным из-под черного хлопкового платка, намотанного на его голову. Ростом он, пожалуй, уступал мне на пару дюймов, но с лихвой возмещал это, превосходя фута на три в обхвате: голова, похожая на пушечное ядро, сидела прямо на широченных борцовских плечах, а завершала весь этот впечатляющий ансамбль деревянная нога.
С достоинством отступив на шаг, я возобновила разговор из относительной безопасности коридора.
— В таком случае, — сказала я, — вы можете послать мне горячую воду с кухонным помощником.
— Могу, — подтвердил он. — А могу и не посылать.
С этими словами кок повернулся ко мне широкой спиной и принялся разделывать тесаком лежащую на колоде баранью тушу.
Пока я стояла в коридоре, слушая ритмичный стук тесака и размышляя, мистер Мерфи потянулся к полке со специями, не глядя ухватил склянку и посыпал немного содержимого на рубленое мясо. Воздух наполнился слабым ароматом шалфея, но его тут же перебил более острый запах лука — нарубленная небрежными взмахами тесака луковица тоже полетела в смесь. По всей видимости, команда «Артемиды» питалась не только солониной и сухарями. Я начала понимать, почему у капитана Рейнса столь цветущий вид.
Я опять просунула голову в дверь, однако сама предусмотрительно осталась снаружи.