Что-то мелькнуло в его широких голубых глазах, но, взвалив тяжелый мешок себе на спину, он вежливо ответил:
— Да, мадам. Евреям Франкфурта не разрешено использовать родовые имена. — Он криво усмехнулся. — Удобства ради соседи называют нас в честь старого красного щита, который был нарисован на фасаде нашего дома много лет назад. Но помимо этого… Нет, мадам. У нас нет никакого имени.
Жозефина пришла, чтобы проводить нашего гостя на кухню, постаравшись идти впереди него на расстоянии нескольких шагов. Ее ноздри раздувались, словно унюхали что-то неприятное. Мейер, спотыкаясь, тащился следом за ней, его неуклюжие сабо постукивали по полированному полу.
Джейми расслабился в своем кресле, погрузившись, судя по отсутствующему взгляду, в глубокое раздумье.
Я услышала, как несколько минут спустя внизу со слабым хлопком закрылась дверь и сабо застучали по ступенькам.
Джейми тоже услышал это и повернулся к окну.
— Что ж, доброго пути тебе, Мейер Красный Щит, — с улыбкой промолвил он.
— Джейми, — сказала я, осененная неожиданной мыслью, — ты знаешь немецкий?
— А? Ну да, — рассеянно сказал он.
Его внимание все еще было приковано к окну и звукам снаружи.
— Как будет по-немецки «красный щит»? — спросила я.
Джейми посмотрел на меня с недоумением, потом его взгляд прояснился.
— Ротшильд, англичаночка, — ответил он. — А что?
— Просто подумалось, — пробормотала я и покосилась на окно, за которым стук деревянных башмаков давно растворился в звуках улицы. — Пожалуй, каждому нужно с чего-то начать.
— «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, — пропела я. — Йо-хо-хо, и бутылка рома».
Джейми взглянул на меня с интересом.
— Это ты к чему?
— Ну, герцог-то мертвец, это факт. Как думаешь, мыс тюленей действительно принадлежал ему?
— Не могу утверждать наверняка, но это кажется весьма вероятным.
Два негнущихся пальца Джейми постучали по столу, отбивая неспешный ритм.
— Когда Джаред назвал мне Мейера, менялу, я подумал, что стоит навести справки, потому что, скорее всего, послал «Бруху» за кладом тот, кто его спрятал.
— Логичное рассуждение, — сказала я, — только вот если клад спрятал герцог, он никак не мог послать за ним корабль. Как думаешь, весь этот клад потянет на пятьдесят тысяч фунтов?
Джейми, прищурившись, посмотрел на свое отражение в закругленном боку графина. И видимо, чтобы поспособствовать мысли, налил себе стаканчик.
— Если исходить только из веса и чистоты металла, нет, не потянет. Но ты заметила цены, за которые были проданы некоторые монеты из каталога Мейера?
— Заметила.
— Целую тысячу фунтов стерлингов за плесневелый кругляшок! — произнес он с искренним удивлением.
— Я не назвала бы эти монеты плесневелыми, но мысль твоя понятна. Однако, — добавила я, отметая взмахом руки все прочее, — суть вопроса сводится к следующему: как ты думаешь, сокровище тюленей могло составлять пятьдесят тысяч фунтов, которые герцог обещал Стюартам?
В начале тысяча семьсот сорок четвертого года, когда Карл Стюарт находился во Франции, пытаясь убедить своего царственного кузена Людовика оказать ему поддержку, он получил от герцога Сандрингема зашифрованное предложение предоставить в его распоряжение сумму в пятьдесят тысяч фунтов. Этих денег хватило бы на то, чтобы нанять небольшую армию, вторгнуться в Англию и вернуть трон предков.
Оказалось ли это предложение именно тем фактором, который побудил принца отбросить колебания и предпринять свой обреченный поход? Зная его, нельзя исключить, что он впутался в это дело на спор с кем-нибудь из собутыльников или по подначке своей возлюбленной, которая послала к нему в Шотландию ни больше ни меньше как шесть союзников, две тысячи голландских палашей и несколько бочонков бренди для горских вождей.
В любом случае пятьдесят тысяч фунтов так и не были получены, поскольку герцог умер до того, как Карл добрался до Англии. В связи с этим мне порой не давал покоя вопрос, могли ли эти деньги, попади они к принцу, изменить ход истории. Иными словами, могло ли случиться, чтобы с их помощью Стюарт привел бы в порядок свою потрепанную армию, повел ее на Лондон и вернул себе трон отцов?
Если бы он получил их, якобитский мятеж мог оказаться успешным, Куллодена могло бы и не быть, я не вернулась бы через круг камней… и мы с Брианной, скорее всего, умерли бы при родах, а за все эти годы уже обратились в прах. Правда, двадцати лет достаточно, чтобы научить меня тщетности самого слова «если».