Не доверяя собственной способности владеть голосом, Грей ограничился утвердительным кивком.
– Боюсь, что я должен отказаться, майор, – произнес Фрэзер исполненным почтения тоном, но искорка в его глазах указывала на что угодно, кроме почтительности.
Рука Грея непроизвольно вцепилась в бронзовую ручку ножа для вскрытия конвертов из его письменного прибора.
– Вы отказываетесь? – уточнил офицер, стискивая нож, чтобы голос звучал ровно. – Могу я поинтересоваться почему, мистер Фрэзер?
– Я заключенный, майор, – учтиво ответил шотландец, – а не переводчик.
– Ваша помощь была бы принята с благодарностью, – сказал Грей, стараясь, чтобы это прозвучало со значением, но не как предложение взятки. – Отказ же подчиниться законным требованиям представителя власти…
– Господин майор, – прервал Фрэзер голосом куда более твердым, чем его собственный, – ни ваше требование, ни тем более ваши угрозы никоим образом не являются законными.
– Я вам не угрожал!
Бронзовая штуковина больно врезалась в ладонь Грея, и ему пришлось ослабить хватку.
– Разве? Ну что ж, если нет, мне приятно это слышать. – Фрэзер повернулся к двери. – В таком случае, майор, я пожелаю вам доброй ночи.
Грей многое бы отдал за то, чтобы дать ему уйти. Увы, долг требовал от него иного.
– Мистер Фрэзер!
Шотландец остановился в нескольких футах от двери, но не обернулся.
Грей глубоко вздохнул, собираясь с духом.
– Если вы согласитесь на мою просьбу, я велю снять с вас оковы, – пообещал он.
Фрэзер, казалось, и глазом не моргнул, но Грей при всей своей молодости и неопытности был наблюдателен и в людях разбирался неплохо. Он заметил, как у шотландца дернулся подбородок и напряглись плечи, и почувствовал, что его собственное беспокойство слегка уменьшилось.
– Итак, мистер Фрэзер?
Медленно, очень медленно шотландец развернулся. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, но значение в данном случае имело не это.
– Договорились, майор, – тихо сказал узник.
Когда они добрались до деревушки Ардсмур, было далеко за полночь. Окна попадавшихся им по дороге домов уже не светились, и Грею оставалось только гадать, о чем думали жители, слыша в столь поздний час за своими ставнями стук копыт и лязг оружия: напоминание о том, как десять лет назад английские войска прошли по горной Шотландии, каленым железом выжигая очаги бунта.
Бродягу отвели в «Липу», гостиницу, во дворе которой некогда и вправду росло такое дерево, единственное на тридцать миль в округе. Теперь от дерева остался только большой пень, само же оно, как и многие другие в этих краях, погибло после Куллодена, срубленное солдатами Камберленда на дрова. Но название осталось. У двери Грей остановился и обратился к Фрэзеру:
– Вы помните условия нашего уговора?
– Помню, – коротко ответил тот и прошел мимо него.
В обмен на снятие оков Грей потребовал три вещи. Во-первых, чтобы Фрэзер не пытался сбежать по дороге в деревню и обратно. Во-вторых, он должен дать полный и правдивый отчет обо всем, что расскажет бродяга. И в-третьих, не рассказывать никому, кроме Грея, о том, что узнает.
Внутри слышался гэльский говор. При появлении Фрэзера содержатель трактира издал удивленный возглас, а завидев у него за спиной красный офицерский мундир, изобразил почтительность. Хозяйка стояла на лестнице; масляная плошка с фитилем заставляла тени выплясывать вокруг нее.
– Кто это? – удивленно спросил Грей, увидев на лестнице еще одну фигуру – похожего на призрак человека в черном.
Вопрос был обращен к хозяину гостиницы, но ответил за него Фрэзер:
– Это священник. А раз он здесь, значит, этот человек умирает.
Грей глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, чтобы быть готовым ко всему.
– Стало быть, нам нельзя терять ни минуты, – решительно заявил он, поставив ногу в сапоге на ступеньку лестницы. – Приступим.
Таинственный скиталец умер перед рассветом. Фрэзер держал его за одну руку, священник – за другую. Когда священник наклонился над постелью, бормоча на гэльском и латыни и свершая над телом какие-то папистские обряды, Фрэзер откинулся на табурете, закрыв глаза да так и не выпустив маленькой, исхудалой руки.
Огромный шотландец всю ночь просидел рядом с умирающим незнакомцем, ободряя и утешая. Грея, стоявшего поодаль, чтобы не пугать больного видом своего мундира, эта заботливость и деликатность удивили, можно сказать, даже тронули.
И вот Фрэзер осторожно положил тонкую усохшую руку усопшего на грудь и начертал в воздухе тот же знак, что и священник, осенив крестом лоб, сердце и оба плеча по очереди. Потом он открыл глаза, поднялся на ноги, причем его голова почти коснулась низких стропил, кивнул Грею и начал спускаться по лестнице перед ним.