— Наверное, потому, что я историк, — после паузы сказал Роджер и глянул на Клэр поверх чашки. — Мне следует знать. Моя задача заключается именно в том, чтобы узнавать, как жили люди, что делали и почему делали так, а не иначе.
— Неужели вы считаете, что я могу об этом рассказать? — Она кинула на него короткий взгляд. — Или что я сама это знаю?
Он кивнул и опять отхлебнул глоток какао.
— Знаете, и получше многих. Доступные для изучения источники не обладают вашей… — Он помолчал, осмысливая подходящее слово, и затем расцвел в улыбке. — Я бы сказал, вашей уникальной точкой зрения.
Возникшее между ними напряжение неожиданно спало.
— Ну ладно! — рассмеялась Клэр и вернулась к чашке.
— Еще один существенный аспект, — произнес молодой человек, не сводя с Клэр глаз, — это ваша честность. Я думаю, вы не будете врать, даже если захотите.
Она коротко и сухо рассмеялась.
— А в этом, юноша, вы не правы: лгать может любой, если есть важная причина. И я тоже. Просто тем, у кого все видно по лицу, нужно заранее придумывать ложь и свыкаться с ней.
Она нагнулась к документам, лежавшим перед ней, и принялась медленно переворачивать страницу за страницей реестры прибытия и выбытия заключенных. Задача усложнялась тем, что не все тюрьмы королевства удовлетворительно управлялись и должным образом вели документацию.
Некоторые начальники не вели списки арестантов, а лишь делали записи о прибытии, отбытии или смерти наряду с прочими ежедневными записями; похоже, они не делали особого различия между смертью заключенного и забоем волов для прокорма остальных узников.
Роджер уже решил было, что Клэр прекратила разговор, но вскоре она вновь оторвалась от бумаг.
— Но вообще-то вы абсолютно правы, — сказала она. — Я честна скорее из-за недостатка гибкости, чем от чего-то еще. Мне трудно скрыть свои мысли. И, по-моему, вы это понимаете, так как мы с вами в этом смысле родственные души.
— Правда?
Роджер почему-то обрадовался так, будто кто-то сделал ему нежданный подарок.
Клэр чуть заметно улыбнулась ему и кивнула.
— Конечно. Трудно сделать ошибку. Такие люди очень редки — те, кто немедленно говорит всю правду и о себе, и о тебе, и обо всем на свете. Я в жизни знала, пожалуй, лишь троих… а теперь уже четверых.
Она улыбнулась шире.
— Первый, конечно, Джейми. — Длинными пальцами она осторожно дотронулась до бумаг, казалось, она их ласкает. — Второй — фармацевт мэтр Раймон, я была знакома с ним в Париже. И мой друг по медицинскому факультету Джо Эбернети. Ну а теперь к ним добавились вы.
Она допила какао, поставила чашку и открыто посмотрела на Роджера.
— Хотя и Фрэнк был прав по-своему. Если знаешь собственное предназначение, от этого не всегда легче, но ты хотя бы не тратишь время на вопросы и сомнения. Честность тоже не всегда облегчает тебе жизнь. Впрочем, думаю, если ты честен перед собой и знаешь, на что способен, несколько меньше вероятность, что ты будешь поступать не так, как следует, а затем сожалеть о жизни, потраченной зря.
Клэр отодвинула от себя стопку бумаг и придвинула следующую — подборку папок с логотипом Британского музея.
— Как это похоже на Джейми, — тихо проговорила она себе под нос. — Он не мог отказаться от дела, которое считал своим, какая бы опасность ему ни грозила. И думаю, он не считал, что прожил жизнь зря, — и все равно, какие невзгоды были ему уготованы.
После этого она надолго замолчала и погрузилась в разбор каракулей давно покойного клерка. Клэр продолжала поиски записи, которая могла рассказать, как жил и как умер Джейми Фрэзер, сколько он томился в узилище и узрел ли он свободу.
Настольные часы глубоким и мелодичным звоном, удивительным для их размера, пробили полночь. Вскоре они отбили четверть первого, потом половину… Шорох листаемых страниц не прервался. Наконец Роджер отложил очередную стопку и широко зевнул, не прикрывая рта.
— У меня уже в глазах рябит, не знаю, как у вас. Может, продолжим утром?
Клэр не ответила: она о чем-то думала, уткнувшись взглядом в решетку электрокамина. Роджер повторил вопрос, и она медленно вернулась из своих грез в реальность.
— Нет, — рассеянно проговорила она и потянулась за новыми бумагами. — Ложитесь, конечно. А я еще посижу, раз уж мне не спится.
Я чуть было его не пропустила. Я, как автомат, не вчитываясь, листала списки и проглядывала страницы только на букву «J»: Джон, Джозеф, Джек, Джеймс. Джеймс Эдвард, Джеймс Алан, Джеймс Уолтер и так бесконечно. Усталым взглядом я почти случайно остановилась на записи, сделанной разборчивым мелким почерком: «Джеймс Маккензи Фрэзер из Брох-Туараха».