Шотландец уставился на шахматную доску отсутствующим взглядом: он, похоже, унесся мыслями куда-то далеко.
— Полагаю, в тот момент у меня имелась для этого причина, — тихо промолвил он.
— Что за причина? — спросил Грей и, поймав на себе внимательный взгляд, торопливо добавил: — Не сочтите это нахальством, просто мне и самому тогда пришлось пережить нечто подобное. И кстати, наши с вами разговоры о Стюартах не привели меня к убеждению, что поражение их претендента было способно привести вас в подобное отчаяние.
Фрэзер чуть улыбнулся и согласно наклонил голову.
— Многие из моих товарищей шли на бой, ведомые любовью к Карлу Стюарту или верностью к нему как к единственному законному королю. Однако я, и вы в этом не ошиблись, не относился ни к кому из них.
Затем шотландец прервал объяснения; Грей печально посмотрел на шахматную доску и начал:
— Я говорил, что переживал тогда нечто похожее. В той битве я потерял друга.
Он удивился сам себе: почему вдруг он заговорил о Гекторе именно с этим человеком, тем, кто бился на смертном поле, прокладывая себе путь мечом, может быть, тем самым мечом, что…
Однако Грей не мог заставить себя замолчать: ведь ему не с кем было поговорить о Гекторе. Он мог поведать свои сокровенные тайны лишь Фрэзеру, уверенный, что тот никому ничего не скажет.
— Мой брат Хэл… заставил меня посмотреть на тело, — неожиданно произнес он.
Он посмотрел вниз, на палец, где светился синий сапфир Гектора, похожий на тот, что нехотя отдал ему Фрэзер, только поменьше.
— Он сказал, что я обязательно должен увидеть его, что, пока я не увижу друга мертвым, я никогда полностью не приму его гибель. Если не осознаю, что Гектор, мой друг, действительно меня покинул, то буду вечно страдать. Когда же я посмотрю на тело и пойму это, то буду горевать, но горе пройдет — и я о нем забуду.
Грей жалко улыбнулся и посмотрел на Фрэзера.
В каком-то смысле брат оказался прав, но не вполне. Может быть, со временем Джон Грей смог пережить потерю, но забыть Гектора так и не сумел. Да и как он мог забыть друга, увиденного в последний раз: тот недвижно лежал, рассветные лучи освещали его восковые щеки, а длинные ресницы опустились так, словно Гектор спал. Его голова была почти отделена от шеи, и в зиявшей ране виднелась гортань и крупные сосуды.
Они долго сидели и молчали. Фрэзер лишь залпом осушил свой стакан. Грей, не говоря ни слова, в третий раз налил им обоим портвейна и вновь опустился в кресло.
— Как вы полагаете, мистер Фрэзер, жизнь ваша тяжела? — поинтересовался он.
Джейми Фрэзер встретился с ним взглядом, помолчал, похоже, решил, что собеседником движет исключительно любопытство, и разрешил себе расслабиться. Он откинулся в кресле, медленно разжал кулаки и стал разминать правую руку, сжимая и разжимая пальцы. Грей заметил, что рука несла на себе след от старой раны: была покрыта шрамами, а два пальца оказались скрючены.
— Думаю, не слишком, — медленно проговорил шотландец, по-прежнему спокойно глядя на начальника тюрьмы. — Мне кажется, тяжелее всего в жизни — тревожиться за тех, к кому мы не в силах прийти на помощь.
— А разве не когда нет рядом того, на кого мы хотим потратить свою любовь?
Заключенный не сразу дал ответ. Возможно, он разбирал позицию на шахматной доске?
— Нет, это пустота, — наконец сказал он. — Но не тягость.
Стояла ночь, в крепости было очень тихо.
— Ваша жена… вы говорили, что она была целительница?
— Была. Она… ее звали Клэр.
Фрэзер поднес ко рту стакан и сделал глоток, словно чтобы протолкнуть ком в горле.
— Думаю, вы ее очень сильно любили, — тихо произнес Грей.
Он заметил, что Фрэзеру хочется того же, чего минутой раньше желал он сам: произнести вслух имя, хранящееся в тайне, на мгновение вернуть призрачную любовь.
— Порой мне хочется выразить вам свою благодарность, майор, — проговорил шотландец.
— Благодарность мне? За что? — удивился Грей.
Заключенный еще раз окинул взором доску, где фигуры образовывали завершенную партию, и сказал:
— За ночь у Кэрриарика, когда мы впервые с вами повстречались. — Фрэзер глянул на Грея в упор. — За то, что вы сделали ради моей жены.
— Вы не забыли, — прохрипел Грей.
— Я не забыл, — отозвался Фрэзер.
Решившись, Грей взглянул шотландцу прямо в лицо, однако в его чуть раскосых синих глазах не было ни следа издевки.
Совершенно серьезно Фрэзер кивнул.
— Вы были достойным противником, майор. Я не смог бы вас забыть.
Джон Грей горько расхохотался. Удивительно, однако, что он не ощутил того стыда, который всегда посещал его при воспоминании об этом постыдном событии.