«Тогда он садился за свой письменный стол, под которым всегда стоял таз с холодной водой; в нем все тот же Жозеф разводил сухую горчицу. Епископ принимался за работу, держа ноги в этой ледяной ванне, с помощью которой пытался, но тщетно, утихомирить бурные приливы крови к мозгу.
Тщетные усилия! Этот неутомимый труженик прочитывал огромное количество газет и брошюр, строчил епископские послания, похожие на генеральские приказы, или ломал перья, отделывая витиеватые пассажи яростных полемических статей. Такая нагрузка, непосильная для любого другого человека, была недостаточна его перегретому организму.
Напрасно на трибуне или на кафедре он возвышал сухой, прерывистый, гортанный голос, сопровождая речь яростными жестами, против всех преград на своем пути. Эти интеллектуальные отдушины были так же бесполезны, как горчичные ванны. Когда он говорил, фиолетовый цвет его лица сливался с цветом епископского подрясника; наконец он останавливался, задыхаясь, на мгновение уставший, но не сломленный».
Этот хлесткий портрет, набросанный нашим писателем, почти вызывает симпатию к его жертве!
Ну, да! Буссенар занимается и этим. 16 декабря 1878 г. (№ 786) в репортаже «Картины Парижа» он просто рассказывает про «Снег». Его проникновенное описание немного напоминает знаменитую песенку Жака Дютрона «Париж просыпается». Двух коротких выдержек достаточно, чтобы составить себе представление об этой статье:
«Когда Великий город просыпается, он выглядит совсем необычно. На улице, занесенной десятисантиметровым слоем снега, не слышно ни звука. Бесшумно проезжают повозки; их тянут тяжело дышащие лошади; пешеходы неслышно идут по тротуарам, как по пуховому ковру; мы видим, что двери открываются и закрываются, но мы не слышим их звонкого хлопанья, как бывает в морозную погоду […].
Ньюфаундленды и бульдоги с восторгом катаются по снегу, жадно его кусая, тогда как левретки в попонках дрожат от холода, тянут за поводок, отказываются выходить на улицу и норовят сделать свои “маленькие делишки” в коридорах. А вот молодые гуляки — мужчины и женщины, — не находя фиакр у ресторана, где ужинали, они осторожно вытягивают ноги в остроносых ботинках, словно кошки, ищущие подходящего местечка…»
Тринадцатого января 1879 г. в № 814 появляется похожая статья, «Последствия снега»; в ней Буссенар описывает снежные заносы в департаменте Луаре, куда он ездил на поезде проведать свою мать. Здесь мы находим следующий автобиографический отрывок: «Путешествие из Парижа в Орлеан, которое в летнее время года было бы увеселительной поездкой или, точнее, прогулкой, вчера оказалось сопряженным с некоторыми опасностями и, главное, с целым рядом неудобств. Этот уголок двух департаментов — Сена и Уаза и Луаре — выглядел как Сибирь в миниатюре, только, разумеется, с железной дорогой […]. Когда здесь идут ливни, это — не пустяковые дождики, приятно разнообразящие перспективу пейзажей, убивающие лесных мышей, вредных насекомых и спасающие зерновые культуры от сильных морозов […].
Повсюду видны полные снега канавы, занесенные снегом дома, ели в огромных снежных шапках или рухнувшие под тяжестью снега — всюду, насколько хватает глаз, нетронутая, ослепительно яркая белизна; под снегом не видны деревенские дома, откуда, как из гренландских хижин, вьются тонкие струйки дыма.
“За белой равниной — другая…”, как сказал знаменитый поэт в своих бессмертных “Карах”[30]. Я проехал небольшое расстояние и совсем не ожидал увидеть подобное обилие снега, хотя меня об этом предупреждали […]. Весь Орлеан засыпан его полуметровым слоем. Движение затруднено. Люди идут по узким протоптанным дорожкам, повозки медленно тащатся вперед.
На короткой линии от Орлеана до Малерба такие же препятствия, как и на линии Париж — Орлеан […]. Я приехал на станцию Экренн в половине девятого. Оставалось пройти тысячу двести метров до дома моей матери. У железнодорожного переезда путь мне преградили снежные сугробы высотой в два метра тридцать сантиметров и длиной в триста метров. До деревни можно было добраться только по узкому проходу шириной в семьдесят сантиметров, проделанному местными жителями.
30
Вторая ссылка на сочинения Виктора Гюго, который, несомненно, сыграл большую роль в творчестве Буссенара.