— Федор Васильевич, я тут не только с Митей.
— А я чувствую, — кивнул сосед. — Не стесняйтесь, налетайте, всем хватит.
Я положил портсигар на свободный табурет, и бес не заставил себя ждать. Появился, жадно щупая взглядом голодного ребенка из Африки стол и только потом посмотрел в сторону Васильича. На несколько секунд напрягся, так сильно, что я стал беспокоиться, не испортит ли он воздух. А затем бес вновь расслабился.
— Здрасьте, — кивнул он, протягивая руку. — Григорий.
— Федор Васильевич, — поручкался сосед с нечистью, с интересом разглядывая торчащие из-под копны рыжих волос рожки. — Не стесняйтесь, налетайте.
Мы и налетели. Ни моя нечисть, ни я особой скромностью не отличались. Поэтому минуты две вокруг царило дружное чавканье и хруст овощей. Только потом бес поднял голову от еды, пристально поглядев на соседа.
— Для аппетиту бы… Да и за знакомство.
— Уж извините, я теперь алкоголь не держу. Вот единственное, с чем мы во взглядах с Марфой не сошлись.
— Так у меня с собой, — заулыбался бес, доставая две бутылки водки.
— Только по одной, — сразу заявил Васильич. — Я уж не мальчик, да и дел сегодня еще много.
— Так и я много не пью, — спокойно соврал Гриша. — Чисто символически, на ход ноги. У нас на Руси так принято. Любое дело, знакомство или торговлю какую бражкой или самогоночкой сопровождать. Уж не взыщите, самогонки нет, только водка.
— Я не буду, — сразу обозначил я свою позицию, когда самая ловкая рука по разливу на всем Диком Западе Выборга добралась до моего стакана. — У меня как раз дела сегодня. Да и смешивать не хочу. Я по этому поводу сюда и пришел.
— Обожди, хозяин, — вмешался бес, — лошадей не гони. Давайте сначала за знакомство. Нет, мы и прежде, как бы сказать, ну вы поняли, а теперь вроде как по-человечьи.
Видимо скорейшее желание выпить у беса прямым образом влияло на красноречие. Моя нечисть и иномирец чокнулись, и опрокинули в себя обжигающую жидкость. Митя задышал, Гриша крякнул, а Васильич даже не поморщился. Великое дело — опыт!
Слова по «одной» явно пролетели мимо ушей беса. Как только я стал рассказывать причину своего прихода, он тут же налил еще. А затем настойчиво вмешался посреди разговора с неизменным: «После первой и второй — перерывчик небольшой». Кто-то сомневался, что будет именно так и одной рюмкой здесь не ограничится? Лично я нет.
Но все же мне удалось рассказать все вкратце до: «Между второй и третьей не пролетит и ветер». Этих присказок Гриша знал великое множество. И мог сыпать ими как из рога изобилия вплоть до прихода цирроза печени. У него тоже был опыт. Но не успел. Выслушав все, Васильич поднялся с места.
— И что, Матвей, ручаешься за того рубежника? Хороший он человек? Стоит ли артефакта?
— На все три вопроса ответ «да».
— Ну пошли тогда!
— Подождите, — возмутился бес. — Только ведь сели!
— Есть время чаи гонять, есть время водку кушать, а иногда полезно и дела делать, — назидательно ответил Васильич. — Не переживай, Григорий, не последний раз собираемся.
— Эх, с моим хозяином, что ни день, то может быть последним, — с грустным вздохом опрокинул в себя стопку бес.
— Вон они какие у тебя, — едва улыбнулся Васильич.
— Это еще стараются понравится, скромничают — согласился я. — Всю свою подлинность не показывают.
— Вы можете посидеть здесь, — сказал сосед. — Мы быстро сходим и вернемся.
— Нет! — почти одновременно ответила нечисть.
С той лишь разницей, что Митя просто вскочил с табурета, а Гриша юркнул в портсигар. Оно и понятно, оставаться в доме, где кикимора была почти хозяйка и страсть как не любила выпивох, никому из них не хотелось.
Федор Васильевич перекинулся парой фраз со своей нечистью, большей частью посоветовав отдыхать и не утруждаться. Та в ответ покивала, заметив, что разве что посуду помоет. А сосед смиренно вздохнул. Свыкся со своим крестом. Надо ему будет в подарок тарелок купить и глубоких мисок. И, наверное, лучше железных.
— Боитесь, что посуду поколотит? — спросил я.
— Не боюсь. Подумаешь, посуда. Но что поколотит — факт. Ничего, и из нее человека сделаю. Руки они от неумения просто такое вытворяют.
Я не стал рассказывать ему свою биографию. Бывало, что я что-то умел лучше других, но все равно ронял, разбивал, ломал. В общем, использовал все нехорошие глаголы.
Зато когда мы выбрались за пределы СНТК ближе к воде, сосед разделся по пояс и заулыбался. Как тот же Гриша, обнаруживший позабытый ящик водки там, где его быть не могло. Вот интересно, как это все работает. Я понимаю, что Васильич вроде солнечной батареи. Но ведь лучи нашей звезды для него представляются не хистом, чем-то другим. Или нет?