Я никогда не видел прежде, как Лихо поглощает рубежника. Да что там, любого человека. Если честно, это походило даже на какое-то сексуализированное действие.
Сначала Юния жестко схватила Шуйского за руку. Тот почти ударил наотмашь, поэтому мне пришлось выкрутить и без того сильный выплеск хиста на максимум. А потом рубежник как-то неожиданно притих. И Лихо, эта несуразная старуха, нежно взяла его второй рукой, словно обнимая. Промысел кощея дергался, фонил, частично переходил в Юнию, тогда как рубежник застыл в странной позе. Словно чего-то ожидая. И спустя какое-то время — я понял, чего именно.
Лихо встала на цыпочки, поднимая свое изуродованное непропорциональное тело. Будто крохотная юная девушка, прижимающаяся к рослому могучему парню. И коснулась губ кощея. И мне даже показалось, что я увидел ее. Ту, которой Юния была когда-то. Тонкую маленькую красавицу, напоминающую собой цветущую иву. Обжигающую и притягивающую своей молодостью.
Поцелуй вышел робким. Лихо будто боялась спугнуть любовника напористостью. Вот только так было поначалу. С каждым новым мгновением нечисть все настойчивее настраивалась на ласки, поглощая хист. Не весь полностью, а лишь часть. Она напоминала обжору, который торопливо ел пирожные, роняя огромные куски и размазывая крем по лицу.
А затем Юния поглотила его полностью. Брызнула кровь от лопнувших в жадном поцелуе губ кощея, а Шуйский удивленно испустил последний вздох. Лихо же, отбросив тело несостоявшегося любовника, упала на землю, трясясь от удовольствия и нового рубца. Какая бы могущественная нечисть не была, но она убила самого кощея.
Зрелище оргазмирующей старухи, сказать честно, мне особого удовольствия не доставило. Я даже, когда порно смотрю, тэги другие выставляю. Единственное, для чего у меня хватило ума и фантазии — подбежать к нечисти и приложить к ней Трубку, загоняя обратно в артефакт. Где она и продолжила приходить в себя. А после я рухнул прямо там, возле трупа кощея, обдуваемый пронизывающим ветром Изнанки и полностью обессиленный.
Интерлюдия
Тимофей Валентинович Трепов ужасно не любил рисковать. Он искренне считал, что риск — это необходимость скорого залатывания дыр в плохом плане. Когда все идет так, как и задумано, как должно быть, не нужно быстро менять тактику и судорожно приспосабливаться к изменяющимся условиям.
К сожалению, кощей, которого за глаза многие звали Дедом и который этим прозвищем гордился, хоть и не подавал виду, знал, что гладко бывает только на бумаге. Даже в работе с умными людьми жизнь частенько вносит свои коррективы. А если вести дела с зазнавшимися выскочками, у которых еще и молоко на губах не обсохло, все может выйти очень плохо.
Вот говорили ему, что у Шуйских дурная кровь. Он же повелся на богатство фамилии и их влияние. Посчитал, что именно с Даниилом Созвездие шагнет к небывалой высоте. И надобно отметить, так по началу и было.
Разве не Шуйский нашел тропку к самой великой из реликвии, которую можно вообще представить? Разве не он помог Созвездию, прежде имевшему лишь смутное понимание, как вернуть былую силу, обрести новую цель?
Все он. Вот только чем выше взлетает птенец, тем больше тот отрывается от родительского гнезда. Чувствует себя всесильным созданием, у которого весь мир под крыльями, но еще не понимает, как дуют новые ветра и что молоденькие косточки не окрепли для долгого полета.
Иными словами, зарвался Шуйский. Он и раньше раздражал Деда своим высокомерием и гордыней. Но тут ничего не попишешь, первые триста лет у кощея — самые тяжелые. Это потом приходит мудрость, понимание, порой даже смирение. К тому же, княжеский род, пусть и не правящей ветви, тоже о многом говорит. У этих гонор в крови.
Надеялся Дед на благоразумие и мудрость, вот только годы пришли одни. Без оных. Данька, стервец, напротив, с возрастом становился лишь хуже. Будто убедился в том, что вокруг него одни идиоты и лишь он один самый умный из всех рубежников. Только он видит, как сплетаются нити и разворачиваются хитроумные клубки. А все остальные либо тупицы, либо заплесневевшие рухлядь, которой место на свалке истории.
Вот и Старик, ближайший соратник Деда, был такого же мнения о молодом князе. Понимал, что если сейчас не осадить, то дальше только хуже будет. Шуйский явно посматривал на кресло протектора, намереваясь когда-нибудь сесть на него своим тощим задом. Но из возможных «за» мог быть только голос Агаты. Но кто знает, на что готов пойти этот мальчишка ради достижения цели? Что взбредет ему в голову?