У нас на районе в таких случаях говорят что-то вроде: «Ты труп», ну или: «Знаешь вообще с кем связался?». Ныне передо мной предстали настоящие мужчины. Суровые, брутальные, нордического типа личности. Потому что кощей тут же ответил любезностью на любезность.
Он ударил в четырехрубцового какой-то световой фигней, от которой у меня зарябило в глазах. Если добавить к тому, что именно в этот момент я наконец смог втолкнуть в легкие немного воздуха, то по спецэффектам вышло вообще отлично. Будто заново родился. Вот только хозяина жалко. Даже находясь метрах в десяти от яркого луча смерти, я чувствовал его мощь. Эта штука посильнее лампы кварцевания, которой нас пугали в детстве.
Когда освещение вернулась к исходным настройкам, настала пора удивляться. Я бы сказал всем, вот только хозяин-ивашка выглядел вполне невозмутимым. Разве что на его коже образовался синий иней. Почти как в древней песне. А вот мы со стариком впервые за все время были солидарны во мнениях, разве что разошлись в форме заявлений. Он думал что-то вроде: «Что за чертовщина здесь творится?», тогда как я был более лаконичен и будто бы даже сказал вслух: «Чиво, бл@$%».
Нет, я вообще не матерюсь, бабушкам помогаю, собачек на волю отпускаю и в целом мальчик-одуванчик. Но бывают случаи, когда все богатство русского языка не может описать спектр твоих эмоций. Когда, к примеру, латентные гомосексуалисты на заниженных машинах проносятся по району, пердя своими басами так, что стекла трещат. Когда в четыре часа утра сосед сверху начинает судорожно ронять все тяжелое, что есть в доме. Когда ивашка, который должен умереть от заклинания кощея, стоит с таким видом, что ничего особенного и не произошло.
Признаться, в этот момент мне стало как-то страшно за моего преследователя. Не то, чтобы он это не заслужил. Но у меня были какие-то неполадки с эмпатией. Я мог разозлиться в моменте, но после посочувствовать даже отъявленному мерзавцу, который попал в беду.
— Кто ты⁈ — наконец спросил кощей.
И в голосе его слышался страх. Мне почему-то казалось, что хозяин промолчит. Сейчас долбанет чем-то смертоносным и останутся от пенса рожки да ножки. Но нет, тот даже ответил.
— Стынь.
Лично мне это имя ни о чем не говорило. Кощею, судя по всему, тоже. Он даже плечами пожал, мол, не переживай. Имя всего в МФЦ можно поменять. Я же только торопливо достал очки из рюкзака и надел. И нервно сглотнул. Так и есть, крон, самый настоящий, одна штука. Я снял окуляры и опять недоуменно взглянул на четыре рубца. А без волшебных линз — ивашка.
— Отдай пацана. В долгу не останусь, — продолжал пенс, еще не зная всех вводных.
И вот тут у меня внутри все похолодело. Не от ледяных столбов и пронизывающего до костей сквозняка. А от того, что хозяин сейчас согласится. Судя по одежде и кольцах-артефактах на пальцах, деньги у пенса были. Наверное, именно такие прибедняются, на гроб копят, а потом мошенники у них миллионы крадут. Да блин, только сейчас дошло, он же чура подкупил. Еще раз. ПОДКУПИЛ… ЧУРА! Это вообще сколько денег пришлось отбашлять?
Я в жизни очень редко надеялся на людей. Так уж повезло, что только ты сам можешь себе помочь. Если это сделает кто-то еще — хорошо, но подобное нельзя ставить во главу угла и ожидать, что так будет всегда. Но, видимо, сегодня, судьба благосклонно махнула рукой на мои дурацкие принципы. Или дело в том, что кроны были не совсем людьми…
— Нет, — ответил ледяной великан.
А ведь и правда, мне вдруг показалось, что он стал повыше. Да и покрепче. Или это очередная психологическая фишка, когда спасший тебя сразу получает десять очков от Дамблдора? Или Стынь подрос после окуляров?
— Послушай… — дед даже улыбнулся.
Он вообще довольно харизматичный, этого не отнять. Вот почему кому-то все: богатство, рубцы, хорошая внешность, а другим эти уши и пьющий бес?
— Это ты послушай, кощей! — перебил его незнакомец. — Я что-то среди выборгских тебя не помню. Да увешан ты артефактами сокрытия так, что явно сюда вором пробрался. Поэтому мой тебе совет, уходи, пока воевода об этом не прознал.
Пенс хотел еще что-то сказать, но вдобавок к своим словам тот, кто назвался Стынем, сложил на груди руки. Закрытая поза, все дела. Надо рвать отсюда, дружище. И дед понял, что я прав.
Он еще раз злобно посмотрел на меня, а потом торопливо выбежал наружу. Мне бы радоваться, вот только теперь стало как-то совсем не по себе. Я почему-то подумал, что вон в той клетке могу при желании поместиться. Да даже и без желания смогу.