Во время своей непродолжительной слежки я сделал два открытия. Из обрывков их разговора даже такому наивному мальчишке, как я, стало очевидно, что седой мужчина приходился Иларии не отцом, а мужем. Это причинило мне боль, но я успокоил себя мыслью, что молодая женщина, у которой старый муж, скорее отдаст предпочтение юноше вроде меня.
Еще я подслушал разговор о празднике, который должен был состояться на следующей неделе. Должен заметить, что на дворе был апрель месяц, двадцать пятого числа отмечался День святого Марка. А в Венеции это еще и праздник цветов и веселья, маскарад, так называемый Карнавал Бутонов. У нас в городе любят праздники и с нетерпением ждут наступления этого дня, ведь после Карнавала потом целых два месяца не бывает никакого веселья.
Мужчина и женщина говорили о костюмах, которые они готовят по этому случаю, и о нескольких балах, на которые были приглашены.
Сердце мое упало: эти праздники проводились за закрытыми дверями, и у меня не было никакой возможности попасть туда. Затем Илария заявила, что она собирается пойти на прогулку с факелами этой ночью. Ее муж запротестовал, говоря об опасности толпы и столкновениях, которые возникают «среди черни», однако Илария со смехом настаивала. Мое сердце при этом, вновь излечившись, забилось в надежде.
Наконец они исчезли внутри своего casa muta[31], а я побежал в лавку, которая, как я знал, находилась неподалеку от Риалто. Ее фасад был увешан масками из материи, дерева и cartapesta[32], раскрашенными в черный, белый и красный цвета: гротескными и комическими, демоническими и очень симпатичными. Я ринулся внутрь, крича мастеру, занимающемуся изготовлением масок:
– Изготовьте мне маску для Карнавала! Маску, которая сделает меня красивым и старым! И чтобы при этом я выглядел мужественным и галантным.
Глава 6
Это случилось утром, в один из последних дней апреля, на празднике. Я сам оделся во все самое лучшее, не прося о помощи слуг. Я надел бархатный светло-красный камзол и лавандового цвета чулки, туфли из Кордовы, которые я надевал очень редко, а поверх всего – тяжелый шерстяной плащ, стремясь таким образом скрыть юношескую стройность фигуры. Я спрятал маску под одежду и вышел из дома, намереваясь проверить свой маскарадный костюм на портовых ребятах. Приблизившись к барже, на которой они обитали, я достал маску и надел ее. На ней были брови и усы, сделанные из настоящих волос, а лицо все в морщинах – загорелый лик моряка, который избороздил далекие моря.
– Эй, Марко! – приветствовали меня мальчишки. – Sana capàna! – Вы узнали меня? Неужели я выгляжу как Марко?
– Гм-м. Теперь, когда ты упомянул об этом… – сказал Даниэль. – Нет, не совсем так, как Марко, которого мы знаем. На кого он похож, как ты думаешь, Болдо?
Я потерял терпение и спросил:
– А разве я не похож на моряка, которому больше двадцати лет?
– Гм-м, – засомневался Убалдо, – уж очень ты для этого маленький…
– Корабельная еда иногда скудна, – пришел на помощь Даниэль. – Это могло замедлить твой рост.
Мне все это очень не понравилось. А тут еще из баржи появилась Дорис, которая немедленно окликнула меня по имени.
От злости я просто зарычал на нее, однако тут же увидел нечто такое, что заставило меня замолчать.
Оказывается, Дорис тоже собиралась на маскарад в честь святого Марка. Она вымыла свои невзрачные волосы, и выяснилось, что они приятного золотисто-соломенного цвета. Девочка дочиста отмыла лицо и напудрилась бледной пудрой, как делали все взрослые венецианки. Она выглядела очень женственно в своем парчовом наряде – обрезанном и переделанном платье моей матушки. Дорис завертелась волчком, заставив юбки взлететь, и застенчиво спросила:
– Я не такая красивая, как та lustrissima дама, которую ты любишь, Марко?
Убалдо пробормотал что-то по поводу «всех этих карликовых дам и кавалеров», а я все еще ошарашенно смотрел на девочку сквозь прорези моей маски.
Дорис настаивала:
– Ты не пойдешь со мной вместе, Марко, на этот праздник? Давай погуляем! Что это тебя так развеселило?