— Сейчас, — отвечает дед, — сейчас, гостечки дорогие, быстренько вытащу горшок из печи.
Суетится, спешит дед Лесовик, даже кипятком ошпарился впопыхах. Разлил борщ по тарелкам и приглашает радушно:
— Ну-ка, отведайте славного борщика, покушайте на здоровье! Прошу!..
Накинулись гости на борщ, словно детвора на сладости. Но… Хлебнули ложку, другую и закрутили кисло носами.
— Хм!
— Гм!
— Что-то не то…
— Эге, грибами даже и не пахнет!
А баба Яга так разозлилась, что не постеснялась обидеть хозяина. Скривилась презрительно на борщ и прошипела:
— Какой же это, черт побери, борщ с грибами! Не борщ это, а помои, собаки и те есть бы не стали!
— Ну, что вы, кума! — разобиделся Лесовик не на шутку. — За что вы меня позорите!.. Я ж здоровенных два гриба сварил в нем!
Но гости не поверили. Пооткладывали ложки и не хотят даже пробовать постной кислятины.
— А ну, — предложила Яга, — покажите-ка нам, дед, грибы эти. Хочется нам на них посмотреть.
— Смотрите, пожалуйста! — совсем уж расстроился Лесовик.
Притащил он горшок на стол — и стали гости ложками в нем грибы разыскивать. Ищет настойчиво дед, ищет сердито баба, ищут тщательно ложками феи. А грибов нет-как-нет. Только свекла ошметками плавает да петрушка.
Разинул дед рот от удивления, а баба Яга от злобы аж посинела вся.
— Вот как!.. — закричала она злобно. — Дед насмехаться над нами задумал… Пригласил на борщ и грибы в гости, а дал баланды постной!
— Уйдем скорей отсюда! — закричали феи. — Пусть сам лопает эту мерзость!..
Гости выбежали из-за стола и покинули деда, не попрощавшись. А Лесовик, несчастный от такого стыда-позора, холодным потом облился.
«Ну, — думает, — оскандалился! Да что ж такое нашло сегодня на меня, старика?.. Неужто привиделись мне грибы эти?.. А если нет, то куда они из горшка девались окаянные?!»
Сел бедняга на пенек перед избушкою, закурил трубочку и задумался.
«…Куда же исчезли грибы из горшка? Заколдованные они что ли?»
На краю гибели
А случилось вот что…
Боровик и сыроежка спали так спокойно и крепко под стеною избушки, что очнулись только в горшке с холодной водой.
— Эй, сыроежка! — завертелся стоймя огорошенный боровик. — Ты жива еще?
— Жива, дяденька боровик! — пропищала Рябенькая, трепыхаясь в воде. — Куда это мы угодили?
— Очень приятная новость! — отпихнул с досадою Шапочник подвернувшуюся свеклу. — Да в борще ж мы купаемся, сгинуть бы ему проклятому!
— В борще?! — ужаснулась сыроежка.
— Да, да, теперь уж нам крышка, голубушка! — как пилой по сердцу провел, сказал боровик.
— Спасите! — болтнулась сыроежка в отчаянии.
А боровик знай свое:
— Эх, обидно… Для того разве шли мы в такую даль, Рябенькая, чтоб так глупо в борщ угодить?.. Столько труда положили, столько надеялись, мечтали, и все выходит для того только, чтоб в борще поганом свариться?
— Ах, да замолчите же, дяденька Шапочник, не растравляйте душу! — взмолилась сыроежка.
— Нет, ты ответь, будь добра! — не унимался боровик. — Неужели теперь, когда мы почти у цели, когда от нас зависит счастье всего нашего рода, неужели именно теперь мы должны так бессмысленно умереть на радость врагам?.. Эй, отвечай же, моя ты милая!
Но сыроежка молчала. Смертельная тоска клещами разрывала ей сердце, горячим комом подкатывалась к горлу, душила… Хотелось кричать, рыдать, проклинать все на свете. Да не до крику и не до плача было в горшке — все силы уходили на то, чтоб не пойти, захлебнувшись, на дно.
Замолк и обессиленный боровик. Слышен был только зловещий плеск воды от непрестанного движения несчастных мучеников. И в страшном этом молчании рождался ужас, отуманивая сердце в мозг. Шли минуты, унося надежду на спасение. Ожидание смерти — хуже самой смерти, — думалось погибавшим. — Лучше уж зажмурить глаза, и… головой на дно. Будь что будет!
Силы покидали их. А вода в горшке тем временем нагревалась. Она становилась все горячее, и вот уже стала припекать нестерпимо.
— Ну, дьявольщина! — подпрыгнул боровик как ужаленный. — Этакого и мертвец не вытерпит.
— Ох! Я уже ног не чувствую от кипятка! — завопила сыроежка.
— И в аду, наверно, не жарче!
— Ой, видно, умирать придется!
— Так вот, ни за что ни про что?
— Околеем и ни за что, когда припечет посильнее.
— Ой, ой, ой! — завертелся боровик. — Лучше уж голову об горшок расшибить, чем так заживо вариться!
— Уххх!..
Невыносимая жара пробудила в них страстное желание жить. Инстинктивно они начали подскакивать все выше и выше.