- Хватит вам ссориться, - мирила их Ванда, - лучше скажите, откуда он мог знать, что здесь недалеко вода. Это значит, что местность ему знакома,
- Я слышала о нем, - сказала женщина с ребенком, сидевшая до того времени молча.
Все повернули к ней головы. Она говорила на ломаном русском языке, Но ее поняли. Женщина рассказала, что она из абхазского села, расположенного недалеко от Псирцхи. У них недавно рассказывали о маленьком взрослом, который появился в Абхазии, перейдя снежные горы. У этого маленького был чудесный сокол. Но она не знала - принес ли он сокола с собой или купил здесь. Больше ничего об этом мальчике она рассказать не могла.
Во время ужина Шарль попробовал фотографировать, пользуясь магнием, который нашли в чемодане у врача. Ходили фотографировать автобус, который стоял, накренившись, в канаве.
После ужина всем очень захотелось пить. Вася первый высказал желание идти за водой. Все хотели уйти вместе с ним, но Михаил Фритиофович оставил ребят у костра, а сам отправился с Васей на поиски родника. Они еще раз расспросили шофера, как туда пройти, и исчезли в темноте.
Минут через пятнадцать они вернулись с прозрачной холодной водой в термосах.
Врач предложил вскипятить чай, но почти все от чая отказались. После того, как напились голодной воды, потянуло лечь на импровизированные кровати.
- Что ж, установим дежурство, - сказал врач,- Кто хочет первым дежурить?
- Я! - быстро ответила Ванда.
- Кто второй?
- Я! - вместе выкрикнули Шарль и Вася.
- Шарль будет вторым, - сказал врач, - я третьим, ты, Вася, четвертым.
- А мы? - спохватились Зоя и Марко.
- Вы займете пятое и шестое дежурство.
Гансен рассчитывал на то, что первая очередь будет самая легкая, вторая трудней и самая трудная - третья, которую он брал на себя. Он заранее решил, что будет дежурить от часу до четырех, то есть в то время, когда лучше всего спится.
После Васи дежурить будет совсем легко, потому что тогда уже все проснутся.
Распределив дежурства, Михаил Фритиофович пожелал всем доброй ночи и посоветовал ложиться спать. Ребята послушались его и, придвинувшись ближе к огню, улеглись, свернувшись под своими плащами.
Только Шарль не лег. Он сел около Ванды и предложил ей лечь спать и за него и за себя.
Девушка отказалась.
- Я не лягу, - сказал Шарль, - потому что, когда поспишь час-полтора, а потом встанешь, именно тогда ужасно хочется спать.
Он подогнул по-турецки ноги и стал смотреть на огонь. Пламя освещало два лица: паренька и девушки. Они сидели молча. Над ними стояла шатром южная ночь, рядом темнели фигуры спящих товарищей и долетали неясные звуки разговора пассажиров, расположившихся на ночь недалеко у дороги.
Оба углубились в свои мысли. Мужественное лицо юноши, с едва заметным пушком на верхней губе, застыло в неподвижности.
Ванда глубоко задумалась. Но в этой задумчивости чувствовалось какое-то глубокое внутреннее волнение. Казалось, в пламени, словно на невидимом экране, перед ней пробегали кадры фильма, видимого только для нее.
У дороги в кустах и траве свиристели кузнечики и цикады. На огонь слетались ночные мотыльки, где-то поблизости прошумела летучая мышь.
- Шарль, у тебя есть мама? - спросила девушка,
- Есть. Ты же знаешь…-Шарль умолк.
Безусловно, она знает, потому что видела его мать не раз в школе. А вот он никогда не спрашивал Ванду о ее матери. Ему стало стыдно. После непродолжительного молчания он сказал:
- Я никогда не видел твою мать.
- Я сирота, - ответила Ванда.-Я сейчас вспомнила свою маму… Я ничего не знаю о своих родных.
Она помолчала. Шарль смотрел на нее, ожидая. Прошло несколько минут. Девушка бросила пучок ветвей в огонь и, словно нехотя, начала рассказывать о себе.
РАССКАЗ ВАНДЫ
- Я вспоминаю мать и старшего брата. Мы жили в большой комнате, среди леса. Я не помню, каким был дом, в котором помещалась эта комната. Но все, что осталось в моей памяти с тех пор, кажется мне очень большим, - и крыльцо, на которое я выходила утром кормить пушистых цыплят, и наш пес, большой, кудлатый, белый с рыжими пятнами… Вспоминается ясное солнечное утро. Солнце, такое милое, поднимается над лесом и освещает ручей с быстрой прозрачной водой.
Как сейчас вижу камешки и песок на дне и маленькую рыбку, которая словно старается спрятаться от меня среди этих камешков. В нашей комнате висел небольшой портрет. Не могу припомнить, была ли это фотография или рисунок. На нем - крупное лицо с бородой. Мать подносит меня к портрету и говорит: