Речь Луначарского была краткой. Сняв шляпу, он неожиданно сильным голосом сказал:
— Товарищи рабочие! Вы сами видите — враги революции не дремлют. Они готовы на всё, чтобы погубить свободу. Они спят и видят, чтобы полчища немецкого императора Вильгельма топтали своими сапожищами улицы революционного Питера. Не в силах задушить стремление русских рабочих к свободе, министры Временного правительства во главе с Керенским хотят, чтобы это сделали немецкие империалисты. Сделали ценою жизни тысяч наших солдат, которых они гонят на войну, на ту самую войну, которая нужна империалистам, заводчикам и помещикам, потому что эта война приносит им неслыханные прибыли, неся смерть и горе солдатам, рабочим, крестьянству.
А. В. Луначарский.
Рабочие перестали разговаривать, все с жадностью слушали не совсем привычного оратора.
— Вы спросите, что же делать? — звенел голос Луначарского. — На этот вопрос большевики дают ясный ответ: власть должна принадлежать не соглашателям, не капиталистам и помещикам, а Советам! Советам рабочих и солдатских депутатов! Вся власть
Советам! Товарищи! На нашем митинге присутствует американский журналист — товарищ Джон Рид. Пусть он расскажет пролетариям Америки, как русские рабочие борются за свободу…
Луначарский сошёл с трибуны под несмолкаемый гул одобрения.
Саликов оглянулся на своего соседа-красногвардейца. Потрясая винтовкой, красногвардеец вместе со всеми выкрикивал боевой лозунг большевиков:
ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!
Вечером Саликов сидел в ресторане, делая вид, что читает американскую газету. Перед ним стояла непочатая бутылка крымской мадеры.
До ресторана он уже успел побывать у Дэвиса Фрэнсиса, рассказать о результате слежки за последние три дня за Ридом и о речи Луначарского на митинге.
— Рид превратился в переносчика чумной большевистской бациллы, — мрачно сказал Фрэнсис. — Он пишет в американских газетах о русской революции и тем самым призывает американских рабочих к бунту! Рид — большевик! Надо, чтобы он признался в этом. Добейтесь от него признания, что он большевик! И тогда его вышлют из России в двадцать четыре часа!
— Думаю, что сегодня за ужином мне это удастся.
На прощание посол, как всегда, придвинул молча «египетскую пирамиду» и поморщился, когда контрразведчик бесцеремонно сунул в карман две сигары…
Рид появился в ресторане в начале восьмого.
Когда метрдотель проводил его к столику Саликова, тот, казалось, был целиком поглощён чтением американской газеты. Это вызвало у Рида интерес к неизвестному человеку: с ним он сможет говорить на своем родном языке, не подыскивая трудные русские слова.
Метрдотель деликатно кашлянул, и Саликов оторвался от газеты.
— Простите, — начал он бархатным голосом, — разрешите мистеру Риду сесть за ваш столик. Мистер Рид наш американский гость…
— Это мне доставит большое удовольствие, — приветливо улыбаясь, сказал Саликов по-английски. — Тем более, что имя талантливого американского журналиста Рида мне хорошо известно из американских газет. Разрешите представиться. — Саликов поднялся со стула и протянул Риду руку. — Сергей Иванович Гусаров, присяжный поверенный из Москвы.
— Рад познакомиться. — Рид скользнул взглядом по карте меню. — Попрошу ростбиф и вина, такого же, как у мистера Гусарова.
Метрдотель скорбно покачал головой:
— К сожалению, господину Гусарову досталась последняя бутылка.
— Позвольте мне, так сказать, по законам русского гостеприимства… — Не дожидаясь ответа, Саликов наполнил душистой мадерой два бокала.
— Предлагаю выпить за революцию и свободу! — провозгласил он, подняв бокал.
— Присоединяюсь! — Рид сделал глоток и одобрительно качнул головой. — Прекрасное вино! Давно ли мистер Гусаров из Москвы?
— Только сегодня.
— Что там делается? Как относятся московские рабочие и солдаты к предстоящему съезду Советов? Известны ли в Москве письма Ленина, опубликованные в петроградской газете «Рабочий путь»?
Саликов не знал, что делается в Москве, но профессиональный опыт помог ему ответить без запинки:
— В Москве, как и в Питере, кипят политические страсти. Московские большевики требуют, чтобы власть перешла к Советам. А вот о письмах Ленина я, к сожалению, ничего не знаю. Разве товарищ Ленин больше не скрывается?
От Рида не ускользнуло, что москвич назвал Ленина товарищем. Это ещё больше расположило его к случайному знакомому.