— Вспороть подушки! Проверить матрас! Ищите тайники в мебели!
Катя испуганно следила за полицейскими. Она не плакала, потому что мама была спокойна и даже засмеялась, когда жандарм сунул руку в дымоход, а потом провёл ладонью по лицу: оно покрылось грязными полосами…
Ничего не найдя в комнате, полицейские отправились обыскивать кухню.
— Катюша, я скоро вернусь, — сказала Ольга Ивановна и пошла вслед за жандармами.
Офицер и Катя остались одни. Катя сидела у стола, на её коленях стояла коробка с кубиками.
— Какие у тебя кубики! Какие хорошие кубики! — сказал офицер.
— Из них можно разных зверюшек складывать.
— А хочешь, я подарю тебе куклу? Большую, большую!
— Спасибо, хочу… У меня уже есть одна новая кукла. Вот она. Мне её мама подарила сегодня, потому что сегодня мой день рождения, мне сегодня потому что пять лет уже…
— Пять лет! Не может быть! Завтра же пришлю тебе огромную куклу!
— Спасибо…
— Да, кстати, ты не видела, куда мамочка положила газеты? Они были в этом чемодане, а мамочка куда-то их положила, а куда — и сама не помнит. А ты, конечно, помнишь куда…
— Нет… Я не помню…
— Может быть, мамочка отдала их кому-нибудь? Кто у вас был сегодня вечером?
— Никого не было. Вы не можете найти хвостик?
— Какой хвостик?
— Заячий. Я хочу сложить зайчика, а где хвостик — не знаю. — Она доверчиво протянула жандарму кубик.
Но и жандарму не удалось сложить зайчика. Вернулись из кухни полицейские. Один из них держал пачку газет. За его спиной стояла Ольга Ивановна, и Кате показалось, что глаза у мамы весёлые.
— Нашли, ваше благородие! Обнаружили! В кладовой! — доложил полицейский.
— Ага! — полицейский вскочил с кресла. — Я предупреждал вас, сударыня!
Он вырвал из рук жандарма газеты, и вся его живость тут же пропала.
— Болван! — заорал он на жандарма. — Что ты принёс?! Эти газеты продаются на каждом углу. Я же объяснял, те газеты на папиросной бумаге! Тонкие! Совсем тонкие! Начинайте повторный обыск!
На этот раз офицер искал тоже. Он не оставил без внимания ни одной вещи и даже приказал распороть синеглазую куклу. Жандарм ткнул ножом в Анхен, и бедная кукла, дважды моргнув длинными ресницами, тихо выдохнула:
— Ан-хен…
Уже светало, когда жандармы убедились, что «Искры» в квартире нет.
— Будете уходить, не хлопайте дверью, ребёнок спит, — повелительно сказала Ольга Ивановна.
Катя и вправду спала. Она заснула, сидя на стуле. Голова её лежала на столе, в руке был зажат кубик с заячьим хвостиком.
Она не слышала, как Ольга Ивановна осторожно раздела её и отнесла в постель. Она только тихо всхлипнула, должно быть, ей приснилась искалеченная Анхен.
Несколько минут Ольга Ивановна смотрела на спящую девочку, потом подошла к столу и положила кубик с заячьим хвостиком в коробку. И ей вспомнился Владимир Ильич, как он сказал серьёзно и озабоченно:
— Станете вынимать из кубиков «Искру» — будьте осторожны: Катя огорчится, если на кубиках порвутся картинки…
Кровавое воскресенье
О петербургском священнике — отце Георгии Гапоне слыхал даже царь. Но лучше всех о нём знал начальник охранки. Той самой охранки, которая выслеживала и хватала революционеров. Её работники не раз докладывали начальнику:
— Этот поп ведёт с рабочими разные беседы.
— Где встречаются? О чём беседует? — интересовался жандармский генерал.
— Он их о жизни расспрашивает, ваше превосходительство: кто сколько зарабатывает, сколько за жильё платит, много ли грамотных…
— А что говорят рабочие?
— Скулят, конечно. Дескать, работают двенадцать часов, домой приползают еле живые, получают гроши, прокормиться не могут. Ну, и мастеров, конечно, ругают…
— О политике толкуют? О царе речь заходит? О забастовке болтают? — сыпал вопросами генерал.
— Политики и священной особы государя императора не касаются. О забастовках отец Георгий разговора не поддерживает. Объясняет, что жизнь улучшать надо мирно, по-хорошему. Стачки и бунты осуждает…
Жандармский генерал был неглуп, знал: всякий поп полиции нужен, а такой — особенно. Рабочие в бога верят. Слово священника для них свято.
Вскоре градоначальник Петербурга генерал Фуллон получил от Гапона просьбу. Гапон спрашивал разрешения организовать в столице общество под названием «Собрание русских фабрично-заводских рабочих». А градоначальник уже знал от охранки: Гапон учит рабочих уважать власть, царя называет божьим помазанником, с революционерами сам не якшается и рабочих призывает не слушать преступных речей смутьянов.