Выбрать главу

То, чего так боялся Гапон, случилось в середине декабря тысяча девятьсот четвёртого года. Путиловский мастер Тетявкин выгнал с работы четырёх рабочих-гапоновцев. Без всякой вины выгнал, просто не понравились ему — и весь разговор! Как хотите, так живите!

Рабочие бросились к Гапону:

— Защити, батюшка! Видно, забыл о нас господь!

— На бога не грешите! — сурово оборвал Гапон. — Отрядим к директору завода рабочую делегацию. Он Тетявкина быстро образумит!

Но директор завода разговаривать с рабочими не стал. Только обронил сердито:

— Раз уволил, — значит, работали плохо…

Снова пришли рабочие к Гапону.

— Прогнал нас директор! Видно, за людей не считает!

— Найдём и на директора управу, — успокаивал Гапон рабочих. — Сейчас поеду к его превосходительству генералу Фуллону. Господин градоначальник всей душой за рабочих!..

Градоначальник Фуллон принял Гапона незамедлительно и радушно. Но пока Гапон излагал ему историю с путиловскими рабочими, генерал отводил глаза в сторону, рассеянно смотрел в огромное зеркальное окно на золотой шпиль Адмиралтейства.

— Рабочие Путиловца возбуждены, крайне возбуждены, ваше превосходительство, — закончил свой рассказ Гапон. — Боюсь, что смутьяны-революционеры воспользуются этим, не исключена однодневная забастовка. Тогда многие могут выйти из-под моего контроля… Настойчиво прошу вашего распоряжения о возвращении уволенных рабочих, а мастера Тетявкина убрать на другой завод…

Градоначальник оторвал взгляд от окна, и на Гапона уставились из-под мохнатых бровей злые острые зрачки.

— Иными словами, батюшка, — градоначальник потянулся за сигарой, долго раскуривал её, а потом так же неторопливо продолжал — Иными словами, рабочие с вашим мнением не считаются и перестают вам верить. — Градоначальник стряхнул сигарный пепел в хрустальную пепельницу и, буравя Гапона колючими зрачками, спросил — Для чего, позвольте спросить, вы получаете от полиции деньги? Вы обязаны, понимаете, обязаны всеми средствами удержать смутьянов от преступных действий! Иначе… — Градоначальник не договорил, что будет «иначе», Гапон и сам понял, что его ожидает. Полиция разгласит, что Гапон получает от неё сто рублей в месяц. Разразится скандал, после которого церковь будет вынуждена лишить Гапона его священнического сана. Надо было немедленно что-то предпринимать, идти на любой риск, но сохранить доверие рабочих.

После тяжких раздумий Гапон созвал собрание. На собрание пришли не только представители всех гапоновских отделов. На этот раз пришли и большевики-подпольщики. Гапон рассказал о встрече с градоначальником.

— Что будем делать, братья? — вопросил Гапон.

— Бастовать! — крикнул путиловский большевик Полетаев. — Бастовать, пока не примут уволенных и не выгонят собаку Тетявкина!

— Бастовать! Бастовать! — раздались дружные голоса рабочих. И стало ясно: никакие силы не удержат теперь путиловцев от забастовки.

Рано утром третьего января забастовала вагонная мастерская, где хозяйничал мастер Тетявкин. А остальные мастерские? Поддержат ли они вагонщиков? От этого зависел успех забастовки. Мастерских на Путиловце много. Разбросаны они в разных концах огромной территории. И никто там не знает, что одна мастерская уже бастует.

Помогли подручные мальчишки. Они бегали по мастерским и кричали:

— Кончай работу! Забастовка!

— Выходи на двор! Забастовка!

— Выключай станки! Забастовка!

Испуганные мастера выталкивали ребят из мастерских, награждали их оплеухами, давали зуботычины, но голоса мальчишек были услышаны.

К восьми часам утра все мастерские Путиловца перестали дымить. Началась общезаводская забастовка.

Предсмертное письмо рабочего И. В. Васильева, убитого 9 января.

Весть о забастовке путиловцев мгновенно разнеслась по столичным заводам. Следом забастовали и другие крупные заводы. Не прошло и трёх дней, как остановились станки всех заводов Петербурга. В столице царской России началась всеобщая забастовка.

Гапон был в ужасе. Он понимал, что такая забастовка может обернуться восстанием против самодержавия.

— К царю, братья! — кричал он сорванным голосом на собрании гапоновцев. — Пойдём к царю на Дворцовую площадь! Все пойдём. Пусть пойдут и жёны и дети! Царь нам всем отец! Только от нас он узнает правду! И гнев его падёт на голову нерадивых министров, обирал-заводчиков и нечестивой полиции!