– Леша, мне не нравится, как Вася реагирует на буйное словотворчество Мартыновой в мой адрес.
Я решила уйти из журнала, хотя уходить мне некуда. Опять в моей жизни происходит катастрофа, и опять это связано с тобой.
– Я сейчас в пути, приближаюсь к Виннице. Потом у меня Хмельницкий, Львов и Краков. Приезжай, если сможешь, в Краков. Там обо всем и поговорим.
И вот я в Кракове, в самой лучшей гостинице, где по моим расчетам Палыч уже должен был переночевать и проснуться. Но оказалось, что по техническим причинам он еще не выехал из Львова.
– Леша, я уже три часа жду тебя в Кракове.
– Мне что, от радости выпрыгнуть из машины?
– Выпрыгивать не надо, это по моей части.
– В общем, я буду в гостинице часов через пять. Смотри телевизор, гуляй по городу, сходи в кафедральный собор… Когда приеду, я сам тебя найду.
Он нашел меня, заключенной в одиночном номере, в пограничном состоянии. Я уже готова была бежать в неизвестном направлении, но, к сожалению, не успела.
– Так о чем ты хотела поговорить?
– Забыла.
– Ну, вспоминай, а я пока сбегаю отработаю концерт, посещу банкет и вернусь.
– Значит, на концерт ты меня не приглашаешь?
– Ну, в общем, если ты хочешь. Только надо это устроить так, чтобы тебя никто из моих музыкантов не видел. Да тут еще туроператорша – подруга мадам.
– Я все поняла. Не надо меня проносить в концертный зал в чемодане. Я лучше здесь побуду. Сяду на пенек, съем пирожок. Иди, Леша, работай! Сейчас у нас пять часов вечера, авось сегодня еще встретимся.
В час ночи поступило сообщение, что маэстро вернулся с банкета. По чистой случайности наши номера располагались на одном этаже. Администратор Гоша зашел за мной и осторожно, как по канату, переправил в номер Палыча. В белом махровом халате (с кровавым подбоем) господин Волкофф полулежал на диване и смотрел телевизор. По спутнику показывали дивный фильм «Любовь с привилегиями», где в главных ролях блистали отставной партийный босс Тихонов, он же Штирлиц, и скромная таксистка Любовь Полищук.
– Леш, тебе что, нравится такое кино?
– Там есть некоторые моменты…
Пока Тихонов с Полищук тихо общались в постели, мы втроем сосредоточенно молчали. Потом Гоша откланялся, на прощание поведав мне, что он сейчас пишет диссертацию о шоу-бизнесе, поэтому ему нужно срочно удалиться, чтобы на сон грядущий поработать. Возражений не последовало, и мы уже вдвоем продолжили просмотр «Любви с привилегиями». В тот момент, когда сын цекиста Тихонова стал грубо приставать к таксистке, Палыч перевел глаза от экрана в направлении меня и мрачно спросил:
– Будем прощаться или ложиться спать?
К этому часу мне стало уже абсолютно все равно, быть или не быть. И я предложила досмотреть кино. В ответ щелкнул выключатель, отдаленно напоминая пистолетный выстрел. А дальше, как говорил классик русского шансона, пантомима, ее не спеть никак.
Под утро интонация нашего прерванного разговора приобрела относительную мягкость. Палыч настолько подобрел, что даже достал гитару и исполнил блюз.
– Шура, давай договоримся: когда выйдет твое новое интервью со мной, не публикуй, что я ночью играл для тебя блюз.
– Да я и в этом интервью ни разу не употребила слово «ночь». Не понимаю, чего твоя Мартынова бесится…
– Она не бесится, она просто умеет читать между строк. Во всяком случае, во всем, что касается тебя и меня. Если бы ты знала, сколько у нас было скандалов из-за тебя! Вы, кстати, очень похожи.
– Мы похожи?!
– Вы обе – те еще штучки с совершенно уникальным темпераментом, вы обе – бабы до мозга костей!
– Но я – не базарная баба! Никогда не забуду, как она истерически кричала: «Леша, ну скажи ей, наконец, что ты не хочешь иметь с ней дела! Или ты боишься, маленький?!»