Выбрать главу

- Ты думаешь, лучше, если он будет постоянно блевать?

Сантьяго поразмыслил и согласился, что спать все-таки полезней. Но это были только цветочки.

Вечером 27 июня Тур позвал меня и сказал, что Абдулла жалуется на боли в животе. Я взял Жоржа переводчиком и стал смотреть: температура 37 градусов, язык слегка обложен, болезненные ощущения в правой нижней части живота... Батюшки, не аппендицит ли?!

У меня с собой было все необходимое для аппендоэктомии - всё, кроме гарантии покоя и удобства прооперированному. К тому времени мы уже достаточно погрузились: корма нашего "Ра" была под водой, от нее к мостику тянулись сотни веревок и веревочек - здоровый и то с трудом продирался сквозь эти джунгли. Ни тебе утки, ни подкладного судна, качка, теснота. Помню, как, решив подождать с диагнозом до утра, стоя ночную вахту, я вновь и вновь возвращался мыслями к тому же: а ведь оперировать придется!

Может, вызвать помощь по радио? Но это - крах экспедиции, смысл которой больше чем наполовину в том, что нам не должен никто помогать. Нет, нельзя убивать экспедицию. А человека - можно? Если Абдулле станет совсем плохо, если ты, врач, не справишься...

В общем, не знаю, что бы я в конце концов сделал. Вероятно, все же оперировал бы, полностью взяв на себя ответственность. Но тогда, ночью, на мостике, я постыдно боялся, боялся любого решения, того и другого варианта. К счастью, жизнь подарила вариант волшебный, третий: утром оказалось, что Абдулла выздоровел, - у него было элементарное несварение желудка и никаких аппендицитов!

Если уж вспоминать о наших желудках - случалось и посмешнее.

Однажды Жорж встал мрачный:

- Болит живот, ты вчера обещал слабительное, но не дал. - Я извинился, полез в свой ящик, достал пурген. Жорж принял две таблетки сразу. - Когда подействует?

- Часа через три.

- О'кей.

Прошло три часа, и шесть, и девять...

- Давай сделаем клизму, - предложил я.

- Нет, не могу.

- Почему?!

- Не могу.

- Хорошо, принимай пурген.

- Но он не действует! Это плохое лекарство!

- Это живот у тебя плохой!

Тур и остальные хохотали. Мы тоже смеялись, но предпринимать что-то надо было, а этот тип не хотел сделать простую клизму. На помощь пришел Сантьяго:

- Юрий, я видел у тебя в коробке магнезию, может быть, она поможет?

Идея! Я бросился к своей аптечке, достал магнезию и вручил весь пакет Жоржу.

- На, прими две чайных ложки.

- И все? - сказал он скептически. - Я приму три!

- Нет, две.

- Нет, три.

- Ладно, но не проси потом средства для запора.

- О'кей.

Он съел три ложки магнезии и "свистал" всю ночь и половину следующего дня. Кроме прочего, после ужина его вырвало. Однако он не жаловался уговор есть уговор.

А клизму я ему таки поставил. Это уже в другой раз, позже, при сходных обстоятельствах. Он оказался сговорчивее, и мы с ним торжественно уединились на корме. А потом весь вечер Жорж подробно, под общий хохот, отчитывался в своих впечатлениях, представляя в лицах себя, меня и, кажется, клизму тоже.

День ото дня состояние нашего папирусного корабля становилось таковым, что было ясно - плавание идет к концу. Вот записи из моего дневника тех дней:

"24 июня. Состояние правого борта и палубы неважное. Папирус местами разъехался, очень сильно наклонена вправо кабина, ходить по палубе невозможно - только по борту".

"29 июня. Не вызывает сомнений, что мы погружаемся больше и больше, хотя и медленно. Несомненно также, что мы не сможем затонуть, но что "Ра" будет затоплен по палубу - это точно".

"3 июля. Вода притягивает к себе "Ра". Она свободно переливается через правый борт и стоит на палубе озером".

6 июля. Был сорок третий день нашего путешествия. Нас качало и заливало. Тур созвал совет.

- Хочу сообщить нечто важное. Мне кажется, настала необходимость всерьез подумать...

Мы замерли. Если уж Тур говорит: "Нужно всерьез подумать", значит, дело плохо.

- ...о фильме об экспедиции.

- ?!.

- Я наблюдал все это время, как идут дела, и считаю, что съемок на самом корабле недостаточно. Необходимы кадры со стороны, днем и ночью, в различных ракурсах. Считаю, что нужно послать телеграмму Бруно Вайлати и Ивон, чтобы они зафрахтовали корабль и шли нам навстречу.

Мы переглянулись. Разумеется, мы были "за"!

Тур прочел нам телеграммы для Ивон и Бруно и рекомендовал Норману попытаться выйти на связь завтра же, не дожидаясь традиционного вторника.

Каждый понимал, не по словам, а по тому, как они были сказаны, что подается замаскированный сигнал "SOS", что Тур, заботясь о нашей безопасности, решил подстраховаться. Но обставил свое решение так, что репутация "Ра" не могла ощутимо пострадать.

Следует сказать, что наш руководитель находился в весьма сложном положении. Хотя каждый член экипажа расписался в том, что идет на риск сознательно и добровольно, это была сторона чисто юридическая. Никакие подписи и декларации не могли освободить Тура от моральной ответственности за судьбу экипажа в целом и отдельных его представителей. Причем интернациональность наша еще более усугубляла эту ответственность, придавала ей особые оттенки: вообразите себе - среди шести белых гибнет единственный негр! Или "утрачен" единственный же представитель социалистического лагеря! Ситуация?! Как бы Тур ни был увлечен своей научной идеей, указанные выше соображения, к великой чести его, всегда были у него на первом месте. Именно этим и объясняются все данного рода переговоры и просьбы о помощи.

"9 июля. Справа рвутся веревки, связывающие папирус. Весь правый борт ходит ходуном и грозит оторваться от нас..."

"13 июля. "Солнце красно поутру - моряку не по нутру". И точно. Хоть небо чистое и голубое, океан беснуется сильнее прежнего. Мы уже забыли веселые времена, когда было можно свободно разгуливать по кораблю. Вся корма и весь правый борт практически целиком в воде. Вода почти полностью покрывает носовую палубу, и готовить пищу все труднее. Кроме того, "Ра" деформировался: срединная его часть выгнулась, борта опустились, корпус вывернулся спиралью. Сухими (сравнительно!) остаются кусочек на самом носу да часть левой палубы вдоль кабины.

Внутри хижины тоже несладко. Ящики плавают, на них плавают наши постели. Временами, когда приходят особенно большие волны, постели встают на дыбы. Крыша прогнулась, а пол выпятился, и передвигаться по хижине возможно лишь на четвереньках...

Наш корабль почти весь в воде, и напор волн сдерживает только хижина".

"14 июля. Потолок хижины еще более прогнулся. Ящики плавают и скрипят, плещет вода, постели извиваются, как какие-то доисторические чудовища. Порезал палец, полез за бинтом в свой ящик и увидел, что он еле-еле держится, чемодан с медикаментами весь в воде. Где-то мне предстоит спать сегодня?.."

"16 июля. Перед нами встала проблема ночлега. Спать в хижине могут Тур и Абдулла, остальные места разрушены. Днем мы пытались как-то собрать ящики и укрепить их, используя куски дерева и пустые канистры. Ничего не вышло, только внутри хижины скопилось множество деревянного и металлического барахла, всё это плавает и бьется о стенки.

Жорж и Сантьяго устроились на носу на корзинах, но смогли поспать лишь несколько часов - их стало заливать. Я нашел кусочек места на палубе слева, ближе к носу, на канистрах с водой. Накинул на себя брезент, который покрывал хижину, и получилось довольно сносное гнездышко. Правда, я согнулся в три погибели, в бока впивались ручки канистр, шея неестественно вывернута, но хоть сухо. Однако среди ночи проснулся от боли во всех членах и решил посмотреть, нельзя ли прилечь рядом с Жоржем и Сантьяго. Пошел на нос и застал там бесприютного Карло, который маялся вообще без ложа. Жорж и Сантьяго лежали в совершенно мокрых спальных мешках. Лучше уж корчиться на железе, чем подмокать. Отправился обратно, но, увы, на канистрах уже храпел Карло. Норман мучился на плавающих ящиках в хижине. Тур спал, наполовину высунувшись из двери, закутавшись в брезент..."