16 декабря
Сегодня я не переписывал набело, а дополнил, чего мне недоставало в прозе в 3-й главе «Декамерона». «Отроков» я перечел: может быть, потому что они мне надоели, а при чтении они мне принесли мало удовольствия; увидим, что скажет сестра;[158] впрочем, того, чего я всего более опасался, — темноты — я в них не нашел. Прочел я три статьи Шиллера: [159] 1. О том, как должно обучаться всеобщей истории, 2. Письмо к издателю «Пропилеи», 3. О необходимых границах в употреблении прекрасных форм. Первая не заключает в себе ничего необыкновенного, вторая писана на случай, зато третья заслуживает величайшее внимание. В ней сначала, как мне кажется, Шиллер приписывает разуму (Verstand) слишком большие преимущества, но потом несколько ближе подходит к истине, когда говорит, что философ должен говорить не какой-нибудь одной способности души, но всем. Хорошо замечание, что нашего разряда красноречивый дидактик (der schone Schriftsteller)[160] предмет, о котором говорит, представляет более возможным и достойным желания, нежели настоящим или даже необходимо существующим.. Но лучше всего конец,[161] где автор рассуждает о пагубном влиянии на нравственность преобладания над умом вкуса и чувства изящного, такого преобладания, при котором эти низшие способности, заимствующие все достоинство свое от согласия с законами ума (die Vernunft), из его наместников становятся похитителями престола, принадлежащего ему одному, и оружие, которое он же им дал, обращают против него. «Дикарь, — говорит Шиллер, — будет побежден ужасным искушением, но он не скажет в минуту падения, что не пал, и тем самым при падении изъявит свое благоговение к уму, которого предписания нарушает. Напротив того, утонченный питомец искусства не сознается в своем заблуждении, и, чтоб успокоить совесть свою, обманет ее».
17 декабря
Давно уже у меня в голове бродит вопрос: возможна ли поэма эпическая, которая бы наши нравы, наши обычаи, наш образ жизни так передала потомству, как передал нам Гомер нравы, обычаи, образ жизни троян и греков? «Беппо» и «Дон Жуан» Байрона и «Онегин» Пушкина попытки в этом роде, — но, надеюсь, всякий согласится, попытки очень и очень слабые, если их сравнить с «Илиадою» и «Одиссеею»: не потому, что самые предметы Байрона и Пушкина малы и скудны (хотя и это дело не последнее), но главное, что они смотрят на европейский мир как судьи, как сатирики, как поэты-описатели; личность их нас беспрестанно разочаровывает — мы не можем обжиться с их героями, не можем забыться. Тысячелетия разделяют меня с Гомером, а не могу не любить его, хотя он и всегда за сценою, не могу не восхищаться свежестью картин его, верностию, истиною каждой малейшей даже черты, которою он рисует мне быт древних героев, которою вызывает их из гроба и живых ставит перед глаза мои; ювеналовские, напротив, выходки Байрона и Пушкина заставляют меня презирать и ненавидеть мир, ими изображаемый, а удивляться только тому, как они решились воспевать то, что им казалось столь низким, столь ничтожным и грязным. Нет, Гомер нашего времени — если он только возможен — должен идти иною дорогою.
Наконец я сегодня совсем кончил «Отроков»; остается только их доставить куда следует.[162] Читаю «Uber die asthetische Erziehung des Menschen».[163]
18 декабря
Отдал «Отроков»; писал к матушке, а при письме немецкие стихи;[164] не знаю, хороши ля они или худы, только надеюсь, что они принесут моей старушке удовольствие; помню, как она [бывало] носилась с какими-то, которые я ей прислал, будучи еще в Лицее, читала их покойнице Анне Ивановне, Наталии, Эмилии Федоровне,[165] сберегла их и показала мне лет шесть спустя. Стихи припишу в конце сегодняшней заметки. В статье «Uber die asthetische Erziehung» много глубокомысленного, и Шиллер является в ней совершенно зрелым мужем; в одной из прежних «Was heifit Universalgeschichte?»[166] etc. находится пылкая похвала 18-му столетию; как совсем иначе говорит он об этом столетии здесь![167] Пользу изящных искусств Шиллер полагает не в мнимом нашем улучшении, которого многие от них требуют, но в освобождении человека как из-под ига чувственности, так и из-под приневоливания мыслящей силы, в слиянии сих двух борющихся между собою стихий и в восстановлении тем возможности самовольного избрания или того, к чему влекут нас ощущения, или того, чего хотят от нас законы ума; главною же выгодою изящного воспитания находит он устранение препятствий, удерживающих человека исполнить предписания своего высшего предназначения. Но красота перестает быть красотою, как скоро душе дает определенное направление, и потому-то так нелепы все поучительные и назидательные выродки поэзии. Впрочем, я еще не кончил всей статьи.
вернуться
Сестра — Юлия Карловна Кюхельбекер (около 1789-не ранее 1845), служившая классной дамой в Екатерининском институте благородных девиц, затем гувернанткой, лектрисой и компаньонкой в домах столичной знати. Именно этой сестре, обладавшей тонким литературным вкусом, Кюхельбекер обычно рассказывал о своих литературных планах и ее мнение о своих произведениях весьма ценил. Юлия Карловна, так же как и племянники Кюхельбекера Борис и Николай, была связующим звеном между узником и его друзьями, Дельвигом и Пушкиным.
вернуться
Прочел я... статьи Шиллера... — Статьи И. К. Ф. Шиллера, о которых говорится в записях от 16, 17, 18 и 19 декабря: «Was heifit und zu welchem Ende studiert man Universalgeschichte?» («Что такое всемирная история и какова цель ее изучения?»), 1789; «An den Herausgeber der Propylaen» («К издателю «Пропилеи»»), 1800; «Uber die notwendigen Grenzen beim Gebrauch schoner Formen» («О необходимых границах в применении художественных форм»), 1795; «Uber die asthetische Erziehung des Menschen, in einer Reihe von Briefen» («Письма об эстетическом воспитании человека»), 1793; «Uber Anmut und Wiirde» («О грации и достоинстве»), 1793.
вернуться
Но лучше всего конец... — В статье «О необходимых границах...» Шиллера привлекла внимание Кюхельбекера шиллеровская идея «гармонического целого человека», ко всем способностям души которого — разуму, воображению, чувственному восприятию — обращается художественная литература. Конец статьи, особенно понравившийся Кюхельбекеру, — рассуждение о возможном пагубном влиянии утонченного чувства красоты на нравственность современного человека, не огражденного «твердыми правилами» долга и совести: «В этом случае человек развитого вкуса подвержен нравственному разложению, от которого хранит грубого сына природы именно его грубость». Дикарь, по мнению Шиллера, гораздо яснее различал противоположность влечений чувства и требований долга. См.: Шиллер Ф. Собр. соч. в 7-ми т., т. 6. М., 1957, с. 383.
вернуться
...доставить куда следует. — Рукописи произведений, тетради дневника и письма Кюхельбекер должен был сдавать коменданту Свеаборгской крепости, что делалось на основании личного распоряжения Николая I, отданного одновременно с разрешением узнику читать и писать (см. об этом с. 587 наст. изд.). Комендант проверял количество выдаваемой узнику и израсходованной им бумаги; даже подчистки в рукописях не разрешались — см. запись в Дневнике, от 3 ноября 1832 г. о переводе «Ричарда III» Шекспира: «...перевод <...> лежит у меня в столе, переписанный набело; остается только попросить, чтоб кое-что выскоблили — и отправили». После этой процедуры письма пересылались в III отделение Собственной его имп. величества канцелярии, где большая часть из них получала резолюцию: «Приказано оставить», т. е. не передавать адресату, а оставить в архиве III отделения.
вернуться
«Об эстетическом воспитании человека» (нем.).
вернуться
...писал к матушке, а при письме немецкие стихи... — Матушка — Юстина Яковлевна Кюхельбекер (урожд. фон Ломен, 1757-1841). Немецкие стихи — псалом на рождество, написанный в духе типичных лютеранских псалмов; кроме этого стихотворения, Кюхельбекер написал матери на немецком языке стихи «Матушке в день ее рождения». На немецком языке написаны им и четыре строки «Надгробие матушке». Текст псалма на рождество публикуется впервые; до недавнего времени он считался утраченным.
вернуться
...читала их покойнице Анне Ивановне, Наталии, Эмилии Федоровне... — Анна Ивановна Брейткопф (урожд. фон Парис, 1751-1823) — начальница Екатерининского института благородных девиц в Петербурге, жена преподавателя того же института Б. Т. Брейткопфа (1749-1820), мать Наталии Федоровны (в замужестве Дирина, ум. в 1838 г.) и Эмилии Федоровны (1790-1851). Семья Брейткопф была очень дружна с Кюхельбекерами; Вильгельм писал, что считает Наталью и Эмилию такими же сестрами, как Юстину и Юлию.
вернуться
«Что такое всеобщая история?» (нем.).
вернуться
... как совсем иначе говорит он об этом столетии здесь! — О XVIII веке Шиллер писал в лекции 1789 г. «О задачах изучения всемирной литературы» и шесть лет спустя в «Письмах об эстетическом воспитании» (1795). В первой он прославлял не только нравственные и научные достижения XVIII в., но и религиозную и политическую систему Германии, видя в ее государственном строе разумную целесообразность. Пафос лекции состоял в том, что изучение всемирной истории объясняет нынешнее положение любой страны. «Письма об эстетическом воспитании» содержали резкую критику «зла» XVIII в. с его феодально-буржуазными порядками, близкую идеологии русских декабристов. Современное государство, по мнению Шиллера, создает основу для развития грубых и беззаконных инстинктов низших классов и для растления высших.