4
[Проходит все] [весенний]
Не вянем ли, как вешний цвет?
Мы жизнь приемлем на мгновенье...
Нас видит солнца восхожденье, —
Луна восходит — и нас нет!
5
Сыны грехов и суеты,
[Сотканье]
Наш век не ткань ли паутины?
Без изменения, единый,
О вечный, пребываешь ты!
6
Ты был до сотворенья гор
[Земли сей и твоей]
[До рождества твоей]
И до создания вселенной
Так прежде, чем твой свет священный
Звездами озарил обзор!
7
[когда весь]
Ты будешь в час, в который мир
Падет, как лист увядший с древа,
И [бездной] мраком гробового зева
Пожнутся море, твердь, эфир.
После 7-й строфы
Как ризу, ты свиешь тогда
Шатер огромный тверди звездной;
Но сам над беспредельной бездной
Останешься, чем был всегда!
[Грядущее, о боже мой,
Единому тебе подвластно.
И то, что будет, так же ясно,
Как день вчерашний, пред тобой.]
[Что есть и будет]
[Все то, что будет, боже мой,
Единому тебе подвластно
И столь тебе светло и ясно,
Как день вчерашний пред тобой]
8
[Тебе же тысяча веков]
Так! пред тобою ряд веков
Не боле срока часового,
Что среди сумрака немого
Стоит на страже у шатров.
9
[Но каждый день и каждый час]
Но ты же каждый день и час,
Непостижимый вседержитель,
[Ты наш] Защитник наш и наш хранитель,
[Ты слышишь, зришь и любишь нас]
Блюдешь, и зришь, и слышишь нас.
10
Ты, дивный благостью своей,
Ты, милостью повсюдусущий,
Будь близок нам и в год грядущий,
Отец, храни своих детей!
11
Мы молча примем, что бы нам
Твои судьбы ни даровали;
Твое посланье и печали,
Ты жизни силу дал слезам.
12
Избавь нас только от грехов,
[От ропота и преткновенья]
Излей нам в перси дух смиренья,
И громким гласом песнопенья
Тебя прославим, бог богов!
Благодаря господа, с новым годом моя тоска совсем прошла: обыкновенное мое лекарство — Поэзия наконец подействовала.
Прочел я «Еруслана Лазаревича»: [190] в этой сказке точно есть отголоски из «Ша-Наме»; ослепление царя Картауса (у Фирдоуси царь называется Кавусом) и его богатырей и бой отца с сыном, очевидно, перешли в русскую сказку из персидской поэмы. Сверх того, господин издатель, кажется, изволил кое-где переправить слог,[191] а может быть, и самое повествование русского краснобая: хотелось бы мне послушать «Еруслана Лазаревича» из уст простолюдина, в приволжских губерниях; почти уверен, что тут бы я нашел еще более следов азиатского происхождения этой сказки.
2 января
Поутру я переправлял вчерашний псалом; а после обеда наконец выразил сонетом мысль,[192] за которую напрасно на прошедшей неделе принимался два или три раза:
[Звезда стоит недвижна] пред мирами
Сей малый мир пред оными мирами,
[Огромными]
Которые бесчисленной толпой
[Парящими по]
[Несущимися в]
Парят и блещут в тверди голубой.
Одна пылинка, — [что пред ним мы] мы же — что мы сами?
Но солнцев сонм, катящихся над нами.
Вовеки на весах любви святой
Не взвесит ни одной души живой —
Не весит вечный нашими весами...
[Господь] не весит
Ничто вселенна пред ее творцом.
Вещал же [он] так творец и царь вселенной:
«Сынов Адама буду я отцом;
Избавлю род их, смертью уловленной,
Он не погибнет пред моим лицом», —
И се — от девы родился смиренной.
Если бы мне удалось составить с десяток подобных сонетов на рождество и с десяток на пасху — не худо бы было: картины и мысли — такие, какие греки вливали в форму своих гимнов и эпиграмм (греческие эпиграммы совсем не то, что наши), — так мне кажется, удачно бы могли быть одетыми в форму сонетов.
Вечером я прочел несколько сказок, из которых сказка «О старике и сыне его журавле»[193] очень замысловата и живо напоминает Лафонтеновы и Боккаччиевы вымыслы: этою сказкою можно воспользоваться для «Декамерона».
3 января
Прочел 30 первых глав пророка Исайи. Нет сомнения, что ни один из прочих пророков не может с ним сравниться силою, выспренностию и пламенем: начальные пять глав составляют такую оду,[194] какой подобной нет ни на каком языке, ни у одного народа (они были любимые моего покойного друга Грибоедова — ив первый раз я познакомился с ними, когда он мне их прочел 1821-го <г.> в Тифлисе). Удивительно начало пятой: «Воспою ныне возлюбленному песнь» и проч. Шестая по таинственности, восторгу и чудесному, которые в ней господствуют, почти еще высше. Ни слова не говорю о 12 и 13-й (видение на Вавилон):[195] они известны даже тем, которые не читают св<ященного> Писания; но не могу не выписать двух уподоблений, чрезвычайных по своей разительности, точности изображения и новости:
вернуться
Прочел я «Еруслана Лазаревича»... — Сопоставление русской сказки XVII в. «История о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче — и его храбрости и невообразимой красоте царевны Анастасии Вахромеевны» с поэмой Фирдоуси «Шахнаме», которое предлагает Кюхельбекер, вполне научно. В настоящее время установлены восточные истоки этой сказки, пришедшей в Россию через тюркский фольклор.
вернуться
... господин издатель, кажется, изволил кое-где переправить слог... — Возможно, Кюхельбекер имеет в виду издателя сборника сказок «Лекарство от задумчивости и бессонницы, или Настоящие русские сказки» (1-е изд. — СПб., 1786, в дальнейшем переиздавался почти ежегодно; все издания открывались сказкой о Еруслане Лазаревиче).
вернуться
...выразил сонетом мысль... — Ранний вариант сонета, носящий следы обильной правки, публикуется впервые. Всего Кюхельбекером написано пять сонетов, которые вошли в состав задуманного еще в 1829 г. в Динабурге собрания духовных стихотворений, о котором поэт писал сестре Юлии 2 октября 1829 г.:
«Ты знаешь, до какой степени я люблю наш язык, с каким пылом я изучал все его богатство, все средства, которые он предоставляет лирической поэзии. Я приложу старание, чтобы сделать мои псалмы достойными языка, на котором я буду писать, но вместе с тем простыми и естественными, чтобы они были легким чтением для простых и малопоэтических душ. Геллерт будет в гораздо большей степени моим образцом, нежели Жан-Батист Руссо» (ЛН, т. 59. М., 1954, с. 402. Подлинник на французском языке).
вернуться
«О старике и сыне его журавле» — русская народная сказка, которую Кюхельбекер мог читать по сборнику «Старая погудка на новый лад, или Полное собрание древних простонародных сказок» (ч. 1. [М.], 1795), изданному купцом Иваном Ивановым.
вернуться
...начальные пять глав составляют такую оду... — Первые пять глав пророка Исайи, восхищавшие Кюхельбекера и Грибоедова, представляют гневное обличение богом Саваофом устами своего пророка Исайи грехов израильского народа и предсказание страшной кары за грехи. Обличения имеют социальный оттенок: «17 Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову». Пятая глава — песнь о любимом винограднике бога, принесшем вместо прекрасных плодов дикие ягоды, — является расширенной метафорой (виноградник — израильский народ). Шестая глава — видение Исайи: пред ним предстал бог в окружении серафимов, и когда Исайя сокрушился, что видел все это, будучи грешным, и не сможет рассказывать о виденном грешными устами, один из серафимов горящим углем, взятым с жертвенника, коснулся его уст и тем очистил их, после чего Исайя стал пророком. Образ «посвящения» поэта в пророки широко использован русской гражданской поэзией 1820-х гг.
вернуться
...видение на Вавилон... — Очевидно, Кюхельбекер имеет в виду видение Исайи о расправе бога с грешным Вавилоном, содержащееся в 13-й и 14-й главах (а не в 12-й, как указывает Кюхельбекер).