Глава 2
Эхо вечности
Для одного из этих гностиков видимый мир был иллюзией, или, что точнее, неким софизмом. Зеркала и деторождение ненавистны, ибо умножают и распространяют существующее.
Хорхе Луис Борхес («Тлён, Укбар, Орбис Терциус»)
Если верить Тегмарку, мы все одиноки в постоянно совершенствующихся личных Вселенных. Каждый из нас всего лишь одна из триллионов версий себя, существующих в различных частях макровселенной. Представьте, что в бессчетном количестве таких Вселенных вы так и не взялись за эту книгу, а в множестве других Вселенных вы сдались после первого абзаца, а еще в других вы добрались до второй главы, а еще в других — до третьей и так далее. Очень страшно осознавать, что вы одиноки в личной версии реальности — реальности, созданной каждым вашим решением, не так ли? Именно это состояние описал французский философ Жан-Поль Сартр в своей лучшей работе «Бытие и ничто». Мы все существуем в состоянии экзистенциальной изоляции, т. е. предельного одиночества.
Если это так, то как объяснить, казалось бы, независимые действия других людей? Окружающие люди кажутся очень реальными и действующими в соответствии с личными мотивациями. У этих мотиваций есть причины и следствия, которые не должны зависеть от вас. Но все же не исключено, что эти сознания — не более чем бездумные призраки, отыгрывающие сложные пьесы для вашей реальности. В фильме «Ванильное небо» есть сцена,
в которой персонаж Дэвид Эймс узнает, что все эти, казалось бы, реальные окружающие его люди — лишь проекции его внутреннего мира. Постепенно Эймс выстраивает тесные отношения с психиатром Кертисом Маккейбом (Курт Рассел). Усомнившись в своей нереальности, Маккейб просит Эймса не верить абсурдной информации. Психиатр подчеркивает, что он настоящий человек, а думать иначе — это сумасшествие. Но зная точно, что живет в трехмерной иллюзии, Эймс убеждает в этом и Кертиса. На лице психиатра удивление. Этот призрак просто не может принять правду, но тем не менее такова его реальность.
Так неужели все мы существуем в экзистенциалистском кошмаре? Неужели это правда, что все, кого вы любите и кто вам дорог, являются лишь тенями и призраками? К счастью, это не так. Хотя процесс, посредством которого мы можем делиться личными Вселенными, невероятно сложен для понимания. Чтобы разобраться, как все это работает, нужно вернуться к квантовой физике, а точнее, обратиться к единственной жизнеспособной альтернативе многомировой и копенгагенской интерпретациям — замечательной теории скрытых переменных, или скрытого порядка.
Альберт Эйнштейн так и не смог признать теории, которые развились на основе его первоначальной идеи. Особенно его волновали вероятностные аспекты, предложенные копенгагенской интерпретацией. Часто цитируемая фраза «Бог не играет в кости» впервые появилась в письме, которое написал Эйнштейн в 1926 году. На самом деле он писал следующее:
«Квантовая механика действительно впечатляет. Но внутренний голос говорит мне, что это еще не идеал. Эта теория говорит о многому но все же не приближает нас к разгадке тайны Всевышнего. Как бы там ни было, я убежден, что Он не играет в кости»9.
Из письма очевидно, что комментарий про «кости» — это прямой намек на вероятностные аспекты копенгагенской теории. Как видно, Эйнштейн не мог смириться с тем, что весь физический мир состоит из нефизических «волн вероятности». Он считал, что в основе вероятностного поведения квантовых систем должен лежать объективный физический мир, нижний уровень реальности, частью которой является наблюдаемое неразумное поведение. Причем этот уровень должен вести себя по законам классической физики. Именно последователи Эйнштейна, в частности Дэвид Бом, позже будут доказывать, что этот уровень, уровень «скрытых переменных», существует на самом деле.
Одновременно со Шрёдингером, пытавшимся опровергнуть копенгагенскую теорию с помощью эксперимента с котом, подобное разоблачение готовил и Эйнштейн, объединившись с соратниками Борисом Подольским и Натаном Розеном. В 1935 году они опубликовали работу, в которой изложили свой мысленный эксперимент. Напомню, что в соответствии с копенгагенской интерпретацией субатомные частицы существуют только при наблюдении. До наблюдения частица есть не что иное, как волна вероятности. Имея это в виду, трое ученых задались вопросом: что произойдет, если частица, состоящая из двух протонов, распадется и протоны разлетятся в разных направлениях? Подобно бильярдным шарам, каждый протон будет нести на себе отпечаток другого в виде момента импульса — спина. Первый будет раскручиваться в одном направлении, второй — в противоположном. Однако направление спина частицы можно определить только при наблюдении. После чего направление спина второй частицы автоматически становится известным. Иными словами, представьте, что две частицы окрашены в синий и красный цвета соответственно. После распада они обе устремляются в темноту. Наблюдателю неизвестно, в каком направлении улетела каждая частица. Однако при наблюдении одной из них происходит коллапс волновой функции, что приводит к возникновению первой — красной — частицы. После ее обнаружения наблюдателю становится понятно, что вторая частица — синяя. Тогда через огромное пустое пространство отправляется сообщение другой волновой функции, которая в момент наблюдения также рушится, и возникает синяя частица.