– Мы не изучили еще межзвездной среды, чтобы направлять корабль в бездну, – возразил президент. – Трудно сказать, какие неожиданности ждут нас в пути. Переходя через скопления космической пыли, “Геос” может потерять начальную скорость и израсходовать на вторичный разгон основной запас антипротонов. Кроме того в пути он не сможет заменить источенный встречными частицами астероид.
– Астероид – космическая крепость, – ответил Горин. – Он обладает тысячекратным запасом прочности. Антивещество можно взять на Периосе. У меня вызывает опасение другое: автоматы могут ошибиться в решении ряда проблем космической навигации и увести корабль в бесконечность или вызвать катастрофу.
С места встал профессор кибернетики Гайденбург. Он повернул к Горину массивную голову и сказал:
– Такая опасность не исчезнет, даже если за работой электронного мозга корабля будут следить люди. Наблюдения за различиями между мертвой и живой материей дают нам основание предоставить машинам решение проблем космической навигации.
– Откуда у вас такая уверенность? – спросила у него Одэя. – Экспериментальный звездолет “Сириус” исчез у светового порога. И ваши роботы ничего не сообщили о характере катастрофы.
– Мало ли погибало людей, которые не успевали ничего сообщить, – улыбнулся Гайденбург, – “Сириус” погиб пятьдесят лет назад. За это время много воды утекло. И мои роботы не имеют ничего общего с теми, что были пятьдесят лет назад. Вы долго находились вдали от Земли и многого не знаете. Я давно хотел пригласить вас в порт воздушных испытателей. Вам многое станет ясным…
Одэя и Аэла прибыли в порт воздушных испытателей, когда уже началась проба скоростных машин.
Через множество пневматических дверей они вошли в зал причудливых очертаний, поражавший ассимметрией. Все было здесь серого тона. Только сияли разноцветные панели, непрерывно мигали, пульсировали сигнальные лампы, загорались и гасли шкалы и дуги.
Посередине зала был огромный дымчато-серый экран. Перед экраном сидел профессор Гайденбург.
– Капитан Андэвейн испытывает новый двигатель, – сказал он и сдвинул густые брови. – Я был против испытания. Это неоправданный риск.
Андэвейн сидел за штурвалом острого, точно игла ионолета с ярко-красными короткими крыльями, похожими на оперение древней стрелы.
Аэла смотрела на матово-серую машину в окно.
– Внимание! – повысил голос профессор, и его пальцы нервно заплясали на пластмассовой плите. – Старт!
Замелькали, быстро чередуясь, сигнальные огни, и матово-серая машина рванулась вперед. В следующий миг она уже исчезла в слепящей синеве неба. Андэвейн с места повел машину на взлет.
Аэла подошла к экрану.
Сияющая стрела в одно мгновение пронзила облака, пробила атмосферу и вошла в первый вираж с такой молниеносной быстротой, что на миг потерялась из вида.
– Станция наведения! – закричал профессор.
Игла снова понеслась по экрану. Снова пронзила атмосферу и почти слилась с трепещущей мглой горизонта, взмыла вверх, непрерывно наращивая скорость. Описала крутую петлю и прямо ринулась вниз. Одэя с тревогой взглянула на профессора. Его большой рот был плотно сжат, глаза напряженно прищурены.
Серебряная игла врезалась в тусклую колеблющуюся пелену атмосферы, вспыхнула, как метеор.
Одэя почувствовала, что пальцы ее рук стали влажными.
– Горит! – испуганно вскрикнула она.
– Андэвейн, вы превысили допустимую скорость! – закричал профессор. – Ионолет горит.
– Вижу, – донесся спокойный голос пилота. – Машина потеряла управление.
Одэя схватилась руками за горло.
– Иду в плотные слои атмосферы, – послышался гаснущий в треске, но по-прежнему спокойный голос пилота. – Броня выдержит.
Горящая точка у поверхности непроницаемой сферической массы Земли изменила направление полета, отклонилась вправо, пошла по касательной.
– Пятидесятикратная перегрузка, – тихо сказала Одэя.
– Через три минуты ионолет совершит посадку, – закончил профессор.
Аэла снова подошла к окну. Ионолет, как призрак, промчался над ней и исчез. Снова появился на горизонте, слился с блестящим покрытием поля, побежал прямо на Аэлу и замер.
С ужасом и восхищением смотрела Одэя на сизую в полосах окалин броню.
Открылся люк, и на землю спрыгнул пилот.
Андэвейн вошел и снял с головы шлем. Он был высок, строен и широк в плечах. Белокурые волосы крупными кольцами спадали на чистый высокий лоб. Черты лица были идеально правильны и поражали отточенным совершенством.
– Познакомьтесь, капитан Андэвейн, – сказал профессор.
Одэя встала, подошла к Андэвейну, протянула руку. И вдруг отдернула ее и отпрянула. Перед ней стоял не человек.
Беззвучно смеялся профессор, щуря черные глаза.
Андэвейн был робот. Универсальный автомат с электронным мозгом, внешне ничем не отличавшийся от человека. Только глаза его никогда не меняли выражения и не мигали, и лицо было неподвижно.
– Что вы можете сказать о новой машине? – спросил у робота профессор.
– Удовлетворительной оценки заслуживает только двигатель, – ровным, лишенным всякого выражения голосом ответил Андэвейн.
– Как прошло испытание?
– Станция наведения несколько раз давала неправильную ориентировку в пространстве.
– Как вы к этому относитесь?
– Нужно проверить механизмы станции.
– Идите. Лаборатория 12–7–4.
Робот вышел.
– Да, я еще не добился внешнего сходства, – с досадой сказал профессор.
– Зачем вам это нужно? – тихо спросила Одэя. – Его сходство с человеком ужасно.
– Внешне робот должен быть подобен человеку, – спокойно ответил профессор. – Иначе это будет неудобно. Управление звездного корабля рассчитано в конечном счете на человека. Кроме того это необходимо, чтобы предусмотреть все для звездоплавателей” Вначале роботы будут гонять “Геос” у светового порога, и лишь потом на нем полетит человек.
Одэя и Аэла вышли на поле порта испытателей.
– Никогда не будь астронавтом, Аэла, – сказала вдруг Одэя. – Ведь ты не хочешь быть астронавтом? Там, – показала она в небо, – я всегда думала только о Земле. Когда под твоими железными подошвами из месяца в месяц, из года в год лязгает магнитный пол, хочешь только травы, мерещится запах мяты и полыни. А степной ветер… Скажи, кем ты хочешь быть, моя девочка?
Аэла не ответила.
Одэя посмотрела в глаза дочери. Косой полет ее бровей был дик и бесстрашен. Одэя поняла, что означает молчание Аэлы, – поняла, что ее дочь будет астронавтом.
В ста миллионах километров от Земли в глубоком межзвездном мраке вспыхивали ослепительные полосы мощных электрических разрядов. Это восстанавливалась на выступе астероида поврежденная метеоритом спиральная башня. Прожекторы планетолета были направлены внутрь астероида. Там копошились в тяжелых скафандрах люди.
Заканчивалась десятилетняя работа по подготовке корабля к плаванию. Наклонный пульт его был усеян удручающим количеством приборов. Только годы напряженной работы крупнейших земных ученых могли связать в единый организм механизмы, бесчисленные кривые на шкалах, язык мерцающих циферблатов. Ученые уже несколько лет не покидали корабля.
Едва один планетолет уходил от астероида, как прибывал другой. Ни на час не прекращалась работа.
Во время установки спиральной башни по плечу капитана чиркнула голубая молния. Горин покачнулся на узкой арке над звездной пропастью И в то же мгновение рука Гайденбурга тяжелым ударом опустилась на его пробитый метеоритом скафандр.
Когда Одэя, биолог и врач экспедиции, обследовала рану на плече капитана и пробоину в скафандре, она с удивлением посмотрела на застывшего в напряженной позе Гайденбурга. Он стоял, точно глыба базальта, сдвинув рыжие лохматые брови под широким лбом. Глаза его были полны страха.