Закрыв глаза, я перевернулся на спину и уставился в стеклянный купол, разделенный на множество прямоугольных пластин. В лазурной синеве неба, у самой кромки массивных кучевых облаков исчезала маленькая черная точка - крылоплан моей наивной юношеской мечты, которая с каждым днем становилась все призрачней и неосуществимей. И вместе с грустным сравнением пришла одна очень обидная, но неоспоримая истина: этот новый дом никогда не станет для меня родным.
глава 4 Кодекс воздушных лиходеев
Лед был как нельзя кстати. Прижав обжигающий холодом кулек к щеке, я закусил губу, пытаясь таким нехитрым способом унять ноющую боль. Механикус сидел напротив меня, регулируя мощность горелки, на которой готовился чудодейственный отвар по рецепту его горных предков. Маленькая рабочая комнатка быстро наполнялась запахом ромашки и чабреца. Я жадно вдыхал душистый аромат, чувствуя, как неприятное головокружение постепенно утихает, растворяясь в мягком привкусе тайных ингредиентов.
- Этот напиток готовил еще мой дед в эпоху первых небесных войн с Урантой.
Сбавив огонь, гном покосился на мои проступившие синяки и ободряюще продолжил:
- Ничего страшного, скоро заживет. А ты в следующий раз не провоцируй их. Сквоты этого не любят. С ними дружить надо, а не враждовать.
- Дружить с лиходеями?! - возмутился я. - Да лучше я породнюсь с троллем!
Белый хвост улыбнулся, снял дымящийся отвар с пламени своей металлической культей (получилось достаточно умело) и налил его в чашу.
- Весьма сомнительная перспектива. Даже если учесть тот факт, что у тебя появятся достаточно грозные родственнички.
- Да уж получше, чем провести остаток дней в Тауэр‑Крит, - фыркнул я.
Гном протянул мне целебный напиток. И дождавшись, когда я сделаю осторожный глоток, спросил:
- Скажи, а что в твоем понятии - несправедливость?
Нахмурившись, я недоверчиво уставился на наставника. Несмотря на его бороду и массивную шевелюру, уловить отражавшиеся на его лице эмоции было не так‑то сложно. Он спрашивал абсолютно серьезно: ни единого намека на шутку или издевательство.
Заметив мое замешательство, механикус попытался пояснить:
- Пойми, меня не интересуют твои рассуждения о голоде или бесконечных войнах. Расскажи, как она коснулась именно тебя, а не кого‑то другого.
Задумавшись, я отставил в сторону чашу и, покосившись на вторую площадку, где неугомонные труженики грузили очередную партию запрещенного товара, вкрадчиво произнес:
- Мой бывший учитель... он был виртуозом, и всегда мечтал создать что‑то необыкновенное. Такое, чем смог бы пользоваться каждый из нас.
- Он хороший механикус? - спросил гном.
- Думаю, что да, - кивнул я. - Иначе он никогда не создал бы целых семь изобретений, и каждое из них такое неповторимое, что даже бывалые эксперты диву давались, увидев столь сложную машинерию.
Белый Хвост понимающе кивнул.
- В чем же тут несправедливость?
- Понимаете, он никак не мог испытать свои творения. Вроде бы все хорошо, но как только доходило до экспертов, обязательно случалась какая‑то заковырка. - Мой голос приобрел нотки обреченности, словно страшная закономерность преследовала не только виртуоза, но и меня самого. - И сколько мы ни бились - у нас ничего не получалось. Столько лет и все без толку! Сущая несправедливость...
- Согласен, - откликнулся гном. - Только это ведь не конец истории, не так ли?
Я не стал отнекиваться и рассказал о том, как последнее творение мистера Босвела стало причиной моих несчастий и насколько легко виртуоз расстался со своим учеником.
Закончив повествование, я ощутил вставший в горле ком, и, если бы мне пришлось рассказать еще какую‑нибудь историю из своей, полной несправедливости жизни, я наверняка бы разрыдался прямо на глазах наставника.
Гном долго молчал, попивая душистый отвар, а когда чаша опустела, подмигнул мне и, словно заговорщик, оглянувшись по сторонам, сказал:
- Поздравляю, Сти. С сегодняшнего дня ты можешь именовать себя лиходеем.
Я хотел вспылить, вступив в жаркий спор, но под воздействием отвара, укротившего мою прыть, я лишь нахмурил брови и вопросительно уставился на механикуса. Тот, в свою очередь, не спешил с объяснениями, видимо, желая услышать от меня хотя бы один вопрос. Но вместо этого я твердо заявил:
- Я никогда не нарушу закон. Условия «Пароменика» должны соблюдаться неукоснительно, иначе любой механизм придет в негодность! - повторил я заученную в приюте первую фазу создания. - Пускай это делают другие, но только не я!