Игорь Поль
Путешествие идиота
Глава 1
Святая простота
Меня зовут Юджин Уэллс, личный номер 93/222/384. Капитан, выпускник летной академии Имперского Флота в Норфолке на Карлике. Карлик — это планета такая. Название придумал капитан разведывательного корвета, который ее обнаружил. Капитан был родом из городка с таким же именем, из местности на Земле под названием Кентукки. На нашем авианосце всех выпускников этой академии в шутку называют «карликами». Но мы не обижаемся. Еще я знаю, что мою маму звали Кэрри, и помню, как вкусно она готовила. Но это было давно, в детстве. И мой самолет, мой F40E «Гарпун» я тоже помню. Еще я люблю шоколадное мороженое, устрицы, и летать. Правда, не помню, как. Вот, пожалуй, и все. Больше я ничего о себе не знаю.
Ко мне часто приходят строгие женщины. Они убирают постель, чистят ковер в гостиной, приносят мне еду, вешают в шкаф чистую одежду. Иногда я с ними разговариваю. Когда они не против. И тогда я их расспрашиваю о том, кем я был раньше, как называется это место и куда подевался мой самолет. Но такое случается редко. Обычно они просто улыбаются, продолжая работать, сколько бы я с ними не говорил. Как будто я не вижу, что их улыбки ненастоящие. Я ведь тоже умею так улыбаться. Меня Генри этому научил. Он сказал, что когда на твоем лице улыбка, люди лучше к тебе относятся. Все вокруг говорят — он мой доктор. Я им не верю. Докторов я знаю — от них пахнет лекарствами, они всегда одеты в белое и никогда не отвечают на вопросы. Но Генри не такой. Генри со мной подолгу обо всем разговаривает, и от него не пахнет аптекой.
Одна женщина, что убирает мою квартиру, как-то сказала, будто мой самолет разбился. В тот день мне было очень плохо. Я перестал есть. Даже мороженого не хотел, хотя мне его предлагали совершенно бесплатно. Потом Генри объяснил мне, что та женщина пошутила, и что мой самолет стоит в ангаре и ждет меня. Просто мне нужно набраться сил и отдохнуть, иначе я не смогу летать. Генри хороший. Я ему верю.
Мы часто играем с ним в слова. Генри надевает мне на лоб блестящую холодную штуку и произносит какую-нибудь абракадабру, а я должен угадать, что она означает. Иногда я могу запомнить те слова, что он говорит. Есть простые. Шасси. Гирокомпас. Есть такие, что я едва могу их произнести. Авиагоризонт. Радиовысотомер. Есть смешные, их легко запоминать. Твиндек. Мостик. Кокпит. Жаль, я не помню, что это такое. Всякий раз перед тем, как уйти, Генри дает мне разжевать маленькие цветные штучки. Они совсем не противные, сладкие. Генри говорит, что если я буду стараться, то вспомню, что означают все эти слова. Я очень стараюсь. Я так стараюсь, что даже пот со лба течет. Но пока у меня ничего не получается.
Иногда я выхожу на улицу, иду вдоль дороги и смотрю на машины. Вокруг ходят люди. Много людей. Я им всем улыбаюсь, как учил Генри. Но они почему-то стараются отвернуться и побыстрей пройти мимо. Наверное, я делаю это как-то неправильно. Только однажды седая женщина улыбнулась мне в ответ. И я пошел за ней, и шел, пока она не свернула за угол. А потом — сразу назад. Бегом. Чтобы не потеряться. Знаете, я боюсь потеряться. Генри говорит: нельзя уходить далеко, потому что он не сможет меня найти. И тогда мне нечего будет есть и пить, и я могу умереть. Но я не собираюсь умирать, поэтому никогда не ухожу далеко от калитки. Разве только за мороженым в магазинчик на углу. Там очень вкусное мороженое, с хрустящей корочкой, воздушное, нежное. И совсем не морозит язык. Только там работает Ахмад. Он совсем мальчишка. Однажды я залез в открытый холодильник и испачкал себе рукав. Наверно, поэтому Ахмад ругал меня и выгнал из магазина. Так я и не купил тогда мороженого. Теперь, когда я захожу в магазин, Ахмад называет меня идиотом. Я не знаю, что это значит, но, наверное, это что-то плохое. Он это так произносит, что сразу ясно: плохое. Поэтому я хожу за вкусным только когда нет Ахмада.
Я часто вижу, как люди проходят мимо моего дома, обнявшись или взявшись за руки. И улыбаются друг другу. Мне так никто не улыбается, даже Генри. Наверное, это здорово, идти вот так, обнявшись. Я как-то попробовал обнять Розу, женщину, которая готовила мне обед. Роза тогда стояла как каменная, прижав руки к груди. Обнимать ее было совсем неинтересно, словно шкаф, поэтому я ее отпустил. Как только я отошел от нее, Роза выбежала из кухни и больше никогда не возвращалась. Вместо нее стала приходить Кати. Кати мне часто улыбается, но так, что подходить к ней не очень охота. Я и не подхожу.
Я люблю, когда утром в окно светит солнце. И когда закат. Когда солнце садится, небо становится розовым. Я люблю смотреть на закат. Я стою на заднем дворе и смотрю на гаснущую розовую полоску, пока не становится совсем темно. Тогда я иду в дом и залезаю под теплый душ, а потом ложусь спать. Во сне я вижу цветные картинки, словно по визору, только интереснее. Во сне я летаю. Не как птица, но летаю. Когда я просыпаюсь, то хочу вспомнить, как я летал и что для этого нужно. Но у меня не получается — сны сразу забываются. Когда-нибудь я запомню свой сон и тогда смогу летать по-настоящему. Мне и Генри так говорит. Последнее время он редко ко мне заходит. Я его не виню — мало приятного возиться с таким недоумком, как я. Наверное, у него есть другие дела, поинтереснее. Может быть, у него даже есть женщина, которая обнимает его и умеет искренне улыбаться.