Решение предложила Лучар: почему бы не обучить капитана Гимпа мысленной речи?
Когда коротышку-шкипера посвятили в этот план, он побледнел, ибо испытывал мистический ужас перед колдовскими чарами, позволяющими волшебникам и мудрецам общаться, не произнося ни слова. Но Гимп был смелым человеком. Когда Иеро поклялся капитану, что чары мысленной речи не принесут ему вреда, тот заметно успокоился и объявил, что готов выполнять все инструкции священника.
И все же он вздрогнул и отпрянул назад, когда мысль Иеро, простое «добрый день», достигла его сознания. Вскоре он нашел, что в беззвучных словах, возникающих в его голове, нет ничего страшного. Тогда, следуя указаниям священника, капитан попробовал передать свое собственное послание. Сначала из этой попытки ничего не вышло, а гримасы, которые корчил Гимп, стараясь послать ментальный сигнал, привели Лучар в тихий восторг. Однако скоро капитан научился «слышать» каждого из четырех путешественников, включая медведя.
Итак, с проблемой связи было покончено, и они обратили свое внимание на дверь. Казалось, она сделана из какого-то металла, похожего на серебристую бронзу. Железо или сталь, несомненно, проржавели бы насквозь за прошедшие тысячелетия, но этот металл выглядел как новый и был совершенно не знаком Иеро. Возможно, в тайных архивах Аббатств он смог бы разыскать упоминание об алюминиевых сплавах.
Дверь, полностью очищенная от земли, серебристо поблескивала в лучах солнца. На ее гладкой поверхности не было ни ручки, ни замочной скважины; очевидно, она не открывалась обычным ключом, если вообще открывалась снаружи. Попытки отжать дверь снизу или сбоку с помощью копий не привели к успеху; два наконечника сломались, а дверь не шелохнулась; металлическая поверхность не дрогнула даже тогда, когда на нее обрушился удар увесистого обломка скалы. Наконец Гимп, встав на колени, просунул в щель между дверью и косяком тонкое лезвие кинжала и медленно повел его вверх. Ему удалось нащупать засов на высоте трех футов от порога. Затем в щель вставили топор, по обуху которого капитан нанес мощный удар тяжелой секирой.
Иеро потянул створку двери. Медленно, с жалобным, протестующим скрипом она распахнулась. Люди стояли молча под жарким полуденным солнцем; из темного прохода, зиявшего перед ними, дохнуло холодным воздухом. За дверью простиралась рифленая металлическая плита, переходящая в широкую, слегка изгибающуюся лестницу. Один из моряков издал ликующий вопль, но товарищи шикнули на него. Кто знал, что они открыли? Что могло выйти через эту дверь в их мир? Люди чувствовали, что минута слишком торжественна для криков восторга.
— Как быть с освещением? — задала практичный вопрос Лучар.
Никто из мужчин не подумал об этом, и сейчас все выглядели смущенными. Но здравый смысл скоро восторжествовал. Пожертвовав двумя глиняными кувшинами и частью запасов волокна и горючего масла, заготовленных на случай схватки с Домом, моряки соорудили светильники, которые давали не слишком много света, но это было лучшее, что люди могли сделать.
Горм двинулся вперед; его маленькие глазки блестели от возбуждения. За ним последовал старый эливенер, сжимавший в руках тяжелый посох и глиняную лампу. Иеро, с мечом наготове и еще одним светильником, шел третьим. Лучар замыкала группу. Дневной свет позади них становился все более тусклым и вскоре исчез совсем. Теперь они могли полагаться только на неяркий огонек своих ламп. Лучар несла маленький мех с запасом масла, которого хватило бы, чтобы заправить светильники пару раз, но никто не знал, как долго будут продолжаться поиски.
Лестница, бесконечно извиваясь, вела в темноту. Обоняние Горма и мысленное зондирование, которое регулярно проводил священник, не определяли ничего живого. Изредка путники останавливались, проверяя, могут ли они еще связаться с Гимпом и его людьми.
Когда они достигли последней ступеньки, казалось, прошло уже несколько часов. Гулкое эхо шагов подсказывало, что разведчики находятся в каком-то обширном и пустом пространстве. Спустя некоторое время Горм и Иеро почти одновременно ощутили движение вверху, потом путешественники услышали слабые шорохи.