Священник устало взглянул на полную луну, сиявшую над болотом. Ему казалось, что невероятная борьба, длившаяся не менее трех часов, заняла всего несколько мгновений. Однако он помнил, что в начале схватки небо на западе еще освещали лучи садившегося солнца; теперь же положение луны показывало, что время приближалось к десяти.
Он повернулся, взглянул на своих спутников и впервые за последние часы на его изможденном лице появилась улыбка. Спящий медведь, облепленный тучей москитов, тихонько повизгивал, его шкура мелко подрагивала. Клуц тоже спал, и его могучий храп и фырканье иногда перекрывали визг медведя. Вне всякого сомнения, оба были живы и невредимы, хотя вряд ли им снились приятные сны.
Священник произнес краткую благодарственную молитву. Он был еще слишком слаб; огромная нервная энергия, израсходованная на борьбу с болотным монстром, восстанавливалась медленно. Он чувствовал себя так, словно скакал галопом целые сутки, не слезая с седла.
Но медлить было нельзя. Каким образом этот обитатель туманов Пайлуда смог найти их? Эта загадка казалась неразрешимой, по крайней мере, сейчас; одно было ясно — монстр сумел добраться до них! И он получил откуда-то помощь! Это Иеро успел прочитать в мозгу гибнущей твари в последние мгновения, когда послал ее обратно в темную утробу Смерти, породившей вампира. И это не было связано с летательным аппаратом; путников выследили как-то иначе. Им надо двигаться, и немедленно, пока новые силы не брошены в погоню. Если вампир сумел найти их, это могли сделать и другие. Надо подумать, как Нечистый обнаружил их след… но не сейчас, позже…
Его забавляло новое чувство безграничной уверенности в своих силах — как он полагал, временное. В основе его, несомненно, лежали воспоминания о двух последних поединках, которые помогли священнику осознать собственную телепатическую мощь. Иеро вдруг понял, не удивившись даже, как пришло к нему это знание, что аббату Демеро и другим членам Совета было бы непросто выстоять против него в ментальной схватке. Он сердито отогнал такие мысли, считая их недостойными, но они не исчезли, оттесненные в глубины сознания. В школе Аббатства его обучили, по сути дела, начальным приемам ментального искусства; в действительности же телепатическая сила возрастала в геометрической прогрессии в зависимости от того, как часто и как успешно ее использовали. Две схватки, которые Иеро выиграл, даже при содействии медведя в первом случае, так усилили мощь его тренированного мозга, что он даже не мог себе и представить.
Священник снова повернулся к своим спутникам и, послав сильный ментальный импульс, разбудил их. Медведь чихнул, втянул носом влажный ночной воздух и сообщил:
— Ты сражался. Я чувствую. Это в воздухе. Но нет крови и мы (никто из нас) не ранены. Был враг, который сражался мысленно?
В очередной раз удивленный чуткостью медведя, Иеро кратко рассказал ему о нападении Обитающего в Тумане и о победе, которую он одержал.
— Хорошо, — последовал ответ, — это очень хорошо. Но ты утомлен у сильно! Утомлен и встревожен (как) враг нашел нас. Пойдем. Пойдем немедленно. Мы можем поесть позже!
Большой лорс обнюхал хозяина и с отвращением скривил губы, будто обнаружил какой-то неприятный запах, исходивший от покрытой болотной грязью кожи человека. Иеро оседлал его, попутно оторвав нескольких огромных пиявок, присосавшихся к ногам лорса. Прошло не более десяти минут, и они снова двинулись в путь под ярко светившей луной.
Ночное путешествие протекало спокойно. Единственным событием была неожиданная встреча с довольно крупной водяной змеей, попытавшейся укусить Клуца.
На рассвете путники разбили лагерь, как обычно, выбрав для него укрытое в зарослях место. Здесь рос уже не тростник, а густой высокий кустарник с темно-зелеными листьями, похожими на листья лавра. Иеро решил, что появление такой растительности, а также более твердая почва, по которой они двигались последние два-три часа, означают, что их странствие по болоту близится к концу. Нарубив тонких ветвей, он приготовил себе ложе и устало опустился на него. Он слышал, как лорс медленно пережевывает ветки, как тихо сопит во сне Горм; издалека до него доносился смутный гул множества птичьих голосов. Затем он уснул.
Вечером, когда путешественники поели, священник принялся обдумывать вопрос, занимавший его всю прошлую ночь, пока он покачивался в высоком седле.