За спиной Иеро, стянутой ремнем перевязи, висел тесак, похожий на короткий массивный меч с сорокадюймовым лезвием, заточенным с одного края. Он был очень древним, сделанным еще до Смерти; Иеро получил его в награду за успехи в школе. На лезвии были выгравированы буквы и цифры: «U. S.» и «1917» и еще: «Сделано в Филадельфии»; ниже находилось изображение предмета, похожего на луковицу с листьями. Иеро знал, что его оружие, невероятно древнее, когда-то принадлежало человеку из Соединенных Штатов, огромной империи на Юге. Это было все, что он или кто-либо другой могли поведать о старом корпусе морской пехоты США, сражавшемся в долгих, долгих кампаниях в Центральной Америке и Азии и полностью забытом пять тысячелетий спустя. Но тесак был отличным оружием, и Иеро любил ощущать в руке его тяжесть.
В его снаряжение также входило короткое тяжелое копье с древком из ореха и десятидюймовым стальным наконечником. Копье не было древним оружием; его сделал для Иеро оружейный мастер Аббатства в Саске, когда он прошел обряды Посвящения. На боку у него висело еще одно орудие убийства, деревянный приклад которого торчал из чехла. То был метатель, заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, стрелявший шестидюймовыми разрывными снарядами. Оружие стоило безумно дорого, столько же, сколько двадцать плащей из лучшего меха куницы; его ствол изготовлен из бериллиевой бронзы, снаряды производились вручную в маленькой мастерской, расположенной в тайном месте. Карабин подарил отец, когда Иеро окончил школу. Когда запас снарядов истощится, метатель станет бесполезным. Но в сумке, висевшей у седла, Иеро хранил пятьдесят маленьких ракет; немногие существа выжили бы после их удара. Шестидюймовый нож с костяной рукояткой, висевший в ножнах на поясе, завершал боевое снаряжение священника.
Его одежда была легкой и отлично сшитой из коричневой оленьей замши, выделанной почти так же тонко, как ткань, но более прочной. В притороченных к седлу сумках лежали меховая куртка, перчатки и зимняя обувь, запас пищи, несколько кусков меди и серебра для обмена и принадлежности заклинателя. На ногах Иеро были кожаные сапоги с каблуками и прочными подошвами, легкие и удобные для ходьбы и бега. Символ Аббатств — крест и меч в круге — сиял серебряным блеском на его груди; прочный ремень поддерживал тяжелый медальон. На бронзовом лице путника были нанесены знаки, определяющие его ранг в иерархии Аббатств: желтый кленовый лист на лбу и под ним — две змеи, обвивающие древко копья. Символы были очень древними, их ввел еще Великий Отец, первый глава Аббатств, когда устанавливал систему рангов. Каждое утро Иеро возобновлял их, пользуясь красками из маленьких баночек, лежавших в сумках. На Севере эти символы узнавали и почитали все, кроме людей, стоявших по ту сторону закона, и мерзких созданий, лемутов, отродий Смерти, величайших врагов человечества.
В свои тридцать шесть лет Иеро еще не был женат, хотя многие мужчины в его возрасте уже возглавляли большие семейства. Он также не хотел становиться аббатом и закончить жизнь администратором высокого ранга — в этом он был уверен. Когда ему слишком надоедали с подобными вопросами, Иеро с непроницаемым лицом заявлял, что женщины интересуют его не более, чем сапоги, сношенные три года назад. Он, однако, не давал обета безбрачия. Целибат остался в давно погибшем прошлом. Сейчас считалось, что священники принадлежат миру, в котором они должны бороться и жить, а ведь нет ничего более мирского, чем женщина.
Аббатства не были уверены в том, уцелел ли где-то за восточным океаном древний Рим, легендарное средоточие их веры. Но даже если бы Рим еще существовал, традиционное повиновение его Первосвященнику ушло безвозвратно, ушло вместе с искусством быстрого преодоления огромных расстояний и другими подобными знаниями.
Дружный хор птичьих голосов звенел над дорогой. Иеро ехал, купаясь в ярких лучах полуденного солнца. Небо было безоблачным, августовская жара — умеренной и приятной. Лорс бежал мерной иноходью; он мог двигаться так часами без каких-либо понуканий. Клуц любил своего хозяина и точно знал, как далеко дозволялось ему заходить в своих капризах, чтобы не вывести Иеро из терпения. Большие уши зверя слегка шевелились — звуки служили источником новостей, а Клуц мог слышать движения любой мелкой твари в лесу на расстоянии четверти мили. Но пыльная дорога, расстилавшаяся перед длинной мордой лорса и внимательными глазами всадника, была пуста. Волки исчезли, и только кучки помета напоминали о стаде баферов, мчавшемся где-то далеко впереди.