Вдруг до него дошло четкое сообщение, перекрывшее все другие сигналы подобно горе, возвышающейся над холмами.
— Священник! Полагаю, ты слышишь меня! Ты выкинул новые фокусы, священник, и я желаю разобраться с ними. Ты убил еще одного Старшего Брата и уничтожил нашего верного слугу, мы уже знаем об этом. Слушай меня, священник! Я, Сдана, Мастер Темного Братства и глава Голубого Круга, клянусь прикончить тебя самым страшным способом, который есть в моем распоряжении. Это будет ужасная смерть, священник! И пусть я не узнаю покоя, пока не выполню свою клятву! Я ухожу, но мы еще встретимся!
Иеро опустился на землю в тени большой пальмы и уставился на залитую лунным светом стену кустарника. Он так устал, что любые физические усилия, вероятно, убили бы его. Одновременно он испытывал огромное изумление. Он ощущал мысли врагов — те действительно не собирались высаживаться на берег. И причина была только одна: они боялись! Боялись его, одинокого и израненного, боялись отчаянно! Только это могло заставить хорошо вооруженный отряд, включавший не меньше сотни людей и лемутов, прекратить погоню. Враги не представляли себе его возможностей, и их предводитель боялся попасть в засаду. Подумав об этом, священник слабо усмехнулся. Все, что он мог сейчас сделать, сводилось к защите собственного разума. Но слуги Нечистого страшились его, считая сверхчеловеком, обладающим невиданной телепатической мощью!
Эта мысль воодушевила его. Но тот небольшой запас сил, который у него еще остался, надлежало использовать разумно. Он настроил новый канал связи на Горма. Медведь, должно быть, ждал этого; ответ пришел сразу же.
— Я нахожусь на берегу, думаю, к западу от вас, — передал Иеро. — Ты должен найти меня, так как я не обнаружил скалу и вашу стоянку. Я спрятался в зарослях кустарника в четверти мили от берега. Больше мы не станем пользоваться ментальной связью, поэтому ищи меня, полагаясь на свой нос и глаза. Враги близко, иди за линией дюн и охраняй свои мысли! Повторяю, охраняй свои мысли!
Он упал лицом на песок, и последние силы покинули его. Он лежал в тени пальмы, сам подобный тени в свете луны, не способный пошевелить пальцем. Даже ребенок, вооружившись камнем, мог бы убить его.
Иеро очнулся в темноте. Вода капала на его лицо, и он сначала подумал, что идет дождь, но затем ощутил горлышко фляги у своих губ и почувствовал, что сидит, прислонившись к чему-то мягкому и чудесно пахнущему. Его голова лежала на груди Лучар, а в нескольких шагах перед ним стоял молодой медведь. Горм наклонил голову и слегка пофыркивал, разглядывая своего друга. Неподалеку темной глыбой на фоне звездного неба маячил огромный лорс.
С усилием, преодолевая слабость, священник протянул руку и взял флягу из рук девушки. Она взвизгнула от возбуждения и радости и залепетала:
— Все хорошо, с тобой все в порядке, мы искали тебя весь день и обнаружили только несколько минут назад, это он, Горм, нашел тебя по запаху. Отдай флягу, я сама, тебе нужен покой, я хочу умыть твое лицо, я…
Свободной ладонью Иеро прикрыл ей рот и жадно приник к горлышку. Напившись, он положил флягу на землю и только тогда убрал ладонь.
— Я голоден, — сказал он хрипло. — Пока я ем, буду рассказывать. Но сначала ответьте, вы видели кого-либо из наших врагов? На море или здесь, на берегу?
Она вскочила, подбежала к сумкам, притороченным к седлу лорса, и вернулась обратно с едой. Теперь она пыталась, правда, без особого успеха, говорить равнодушным тоном.
— Как ты себя чувствуешь, Иеро? Мы прятались тремя милями восточнее. Если бы ты поплыл дальше, то легко нашел бы наш залив. Ты выглядишь ужасно, и от тебя так странно пахнет… — С этими словами она вложила ему в руки кусок рыбы и сухарь.
Откусывая небольшие кусочки от того и другого, он кратко рассказал, что случилось с ним в плену. Затем повторил всю историю Горму, вступив с ним в ментальную связь. Это было еще несколько утомительно для него, но необходимо. Телепатический рассказ занял только минуту или две, так стремительна мысленная речь. Медведь выслушал Иеро, мотнул тяжелой головой и отправился в темноту — обследовать окрестности.
Священнику захотелось сладкого, и он закончил свою трапезу куском пеммикана, а затем встал, потянулся и глубоко вздохнул.