Плот неторопливо двигался во мраке. Зияющие провалы окон и бреши в разрушенных зданиях смотрели на путешественников, словно темные глаза ночи. Однажды стая летучих мышей вырвалась из руин и пронеслась над ними, судорожно трепеща крыльями. Вода в провалах между зданиями была черна и казалась бездонной. Иногда плот пересекал обширные открытые пространства; как полагал Иеро, здесь находились когда-то площади и парки огромного древнего города.
Небо на востоке порозовело под первыми лучами восходящего солнца. Иеро бросил взгляд вперед, на девушку, и оба одновременно улыбнулись. Оба устали и вымазались в грязи, тела покрытые укусами москитов, нестерпимо зудели. Но они были живы, здоровы и одолели вполне приличное расстояние.
— Я не хочу плыть днем, — произнес Иеро, вытирая пот со лба. — Смотри, вон там вполне подходящее место для лагеря.
Он указал на большой свободный квадрат, который был, очевидно, затопленной площадью древнего города. С трех сторон над их головами нависали огромные изуродованные каменные громады, испещренные провалами окон, дырами и шрамами. Длинные плети лиан и гибкие стебли кустарника оплетали развалины.
С четвертой стороны открывалось более отрадное зрелище. Огромное здание, когда-то стоявшее здесь, рухнуло, по-видимому, не так давно. Его обломки образовали островок неправильных очертаний, вздымавшийся в центре на несколько ярдов над водами лагуны. Часть этого холма поросла высоким кустарником, его ветви низко свисали к воде, обещая путникам надежное укрытие.
Вскоре плот причалил к берегу, заваленному кучами листьев, мокрыми полусгнившими сучьями и бревнами. Путешественники, двуногие и четвероногие, сбились в кучу, ожидая восхода солнца. Настала пора обсудить кое-какие подробности минувшей ночи.
— Горм, что за существо напугало тебя прошлым вечером? — спросил священник.
— Что-то новое, — передал медведь, пытаясь прикрыть лапами свой чувствительный нос от укусов москитов. — Оно быстрое, коварное, с плохими мыслями, полное ненависти к любому, кто не похож на него. Это не человек и не обычное животное, я знаю наверняка. Может быть, — медведь сделал паузу, размышляя, — оно немного похоже на лягушку, но оно думало!
Пока собеседники переваривали его сообщение, Горм добавил:
— Я чувствовал только одно такое существо, и оно ушло прочь. Вероятно, нужно искать других таких же.
Сделав это заявление, медведь прикрыл глаза и задремал.
— Нам придется поддерживать постоянное наблюдение, — сказал Иеро девушке.
Он вытер испарину со лба грязной ладонью, и соринка попала ему в глаз. Лучар вытащила откуда-то клочок относительно чистой ткани и, смочив его, промыла глаз священнику.
— Вот так, — заявила она с удовлетворением. — Держи свои грязные пальцы подальше от глаз. Что ты думаешь о сообщении Горма? Мне кажется, у него просто разыгралось воображение. В таком месте кош-мары могут посетить любого, даже медведя.
Она посмотрела на широкую поверхность воды перед ними. Даже теперь, под яркими лучами восходящего солнца, молчаливые обломки прошлого нельзя было назвать приятным зрелищем.
— Он вовсе не придумал эту тварь, — пробормотал священник, пытаясь не смотреть на грязную, но очаровательную мордашку, оказавшуюся совсем рядом с его лицом. — Тут кто-то есть… может быть, много таких тварей. Я не могу ничего принять по любому из ментальных каналов, но чувствую мысли, их ауру, понимаешь? Мы должны быть осторожны, очень осторожны! «И удачливы, чертовски удачливы!» — добавил он про себя.
День тянулся бесконечно, как и предыдущий. Солнце достигло зенита и начало медленно опускаться. Лучар наконец уснула, как и оба четвероногих путника. Кроме гула насекомых, ни один звук не нарушал тишины лагуны. Даже птицы не носились больше над развалинами, и ни облачка не было в голубом небе. Прослушивая все доступные ему ментальные каналы, священник не мог обнаружить никакого следа разумной мысли. Однако тяжелое, гнетущее предчувствие не покидало Иеро. Ему казалось, что за маской сонного покоя скрывается какая-то лихорадочная деятельность, недоступная его чувствам…
Люди заканчивали погрузку плота, лорс и медведь уже перебрались на борт. Свет позднего вечера еще позволял ясно различать здания вокруг; нигде никакого движения, ни звука, кроме ставших привычными воплей лягушек и жужжания москитов. Внезапно путники замерли; гнетущая тишина опустилась на воды лагуны.
С востока, оттуда, куда лежал их путь, прилетел странный крик, ошеломивший вчера. «Аоуу, аоуу, аааооууу!» — тоскливо рыдал призрак болот. Трижды раздался этот вопль, затем снова наступила тишина. Медленно, одна за другой, как будто просыпаясь от тяжелого сна, заквакали лягушки. Четверо чуждых этому миру созданий неподвижно стояли в надвигающихся сумерках, каждый наедине со своими мыслями и своим ужасом.