В общем, когда с миски узбеков была снята крышка, и когда сошла позолота с их украшений и оголилась медь, русские испытали их и немедленно двинулись к Джизаку. Со стороны же Самарканда на оборону Джизака было брошено двенадцать тысяч воинов под предводительством нескольких военачальников, которые все враждовали между собой. Если один из них решал сделать остановку, то другой обязательно продолжал движение, если у кого-либо кони застревали в трясине, то никто не помогал ему. Среди них были и регулярные войска под предводительством афганцев, которые принимали прежде участие в схватках с регулярными войсками.
Все эти войска сгруппировались в Джизаке. Начальники регулярных войск стали советовать не отсиживаться в крепости, а дать бой за ее стенами. Но бывшие рабы эмира, которые осуществляли общее командование, не послушались их. Они подняли шум и крик, словно бабы. И никто не слышал того, что говорил другой.
Наконец, отряд регулярных войск из афганцев выступил из крепости, был окружен и уничтожен русскими. Остальные же глупцы, засыпали ворота крепости земляным валом, отрезали себе путь к спасению, открыли путь к гибели и оказались в осаде. Вскоре русские достигли крепостных стен, обстреляли крепость из пушек и ружей и снесли через полчаса часть стены. Человек сто ворвались в крепость, стали убивать каждого встречного и погнали газиев к городским воротам, которые накануне были засыпаны ими самими. А те бежали, спасаясь от врагов, нагнув головы к спинам бегущих впереди, и зады у всех были выставлены как горбы у горбатых. Вдогонку за толпой из двух или трех тысяч газиев с выставленными задами бежало трое-четверо русских солдат, которые стреляли из ружей по задам. Каждая пуля пронзала зады шести газиев и остывала в мягких частях седьмого. Они падали, не смея оглянуться назад и полагая, что их преследует тысяча русских, отправлялись в ад вместе со своим дерьмом, слыша отовсюду громкие крики: «О неверные! Убивайте грешников!»
Небольшое число беглецов поднялось на городскую стену; оттуда они спрыгнули вниз, поранив себе руки и ноги; с трудом добрались до Самарканда и рассказали об этих ужасных событиях, которые стали притчей во языцех и вошли в поговорку.
Когда русские захватили Джизак, то эмир не счел возможным оставаться в Самарканде и отправился в Бухару; ученые улемы и на этот раз объявили всеобщий призыв, и на этот раз в Самарканде собрались толпы мулл и простолюдинов, которые не имели ни малейшего представления о происходящем. Шерали, оставленный эмиром главноначальствующим в Самарканде, велел убивать этих добровольцев, мотивируя свой приказ тем, что из-за их подстрекательств и раздоров случилось столько бедствий и кровопролитий и что пока не будут казнены муллы, народ не успокоится. «Священная война состоит в том, — закончил он свой приказ, — чтобы убить суннитов,[43] если мы хотим обрести покой»...
Воины намазали печать кровью невинных мусульман и приставили к незаконному приказу. Испытав жестокость Шерали, народ Самарканда вместе со всеми прибывшими муллами и студентами медресе вступил в сражение с гарнизоном города, и кровь полилась целыми ручьями. Вести об этом доходили время от времени до неверных, а они говорили:
«Сколько бы их не погибло, это на пользу нам».
Однако, некоторые военачальники, возглавлявшие бухарский арьергард, вступили в переговоры, и мир был восстановлен.
Тогда жители обратились к военачальникам гарнизона в Самарканде. Смута была усмирена, и произошло примирение.
Никто не укажет, чтобы когда-либо, в какой-либо стране света были беспорядки, подобные этим! Странно то, что если кому-либо приходило на ум разумное разрешение вопроса, то он не мог никого убедить в том. Ведь удивительно: в нашем войске был в плену один большой русский начальник, Он при встрече с военачальниками всегда указывал пути сохранения нашего государства.
— Если вы хотите, — говорил он, — я добьюсь перемирия.
Во время побоища на берегу Сыр-Дарьи он предложил:
— Я заключу договор, что Россия не перейдет через реку, и что эта сторона будет принадлежать вам.
Во время событий в Джизаке он опять предлагал:
— Я договорюсь, что земли от Джизака и дальше вглубь останутся у вас. Я удовлетворю ваши желания так, как вы того хотите.
Но никто не послушался этих слов, никто не взялся доложить их эмиру, так как это могло прийтись ему не по душе. А русский начальник меж тем продолжал:
43