Как-то вечером от министра пришел переводчик и пригласил нас в общество, называемое «Собрание».[103] Мы вчетвером отправились на это увеселение. Это оказалось место, где присутствовали знатные дамы и видные русские вельможи, там было много красивых женщин, девушек с походкою павы, солнцеликих юношей со станом кипариса. Мы вошли в высокое большое здание, отделанное позолотой, с многочисленными залами, и комнатами с зеркальными дверьми, на которых висели шелковые занавеси, уставленные позолоченными креслами и диванами, золотыми, серебряными вазами и сосудами, обитыми бархатом стульями и столами. Во всех комнатах висели золотые, серебряные и хрустальные люстры, а у каждой стены стояли высокие канделябры и огромные, в рост человека, зеркала. Все стены, потолки и пол были расписаны чудесными рисунками и картинами. Там горело более тысячи восковых и стеариновых свечей, а в золоченых курильницах были зажжены приятные курения; от обилия огней ночь стала подобна дню.
В этом собрании мы видели, как нежные красавицы, стройные и солнцеподобные, прогуливались по залу, выступая плавно и грациозно, как пава или томная газель. Все они были одеты в шелковые одежды столь тонкие, что сквозь них просвечивало тело. Фигуры их были так стройны и изящны, что, казалось, одна не могла заслонить другую. На некоторых были тонкие черные платья и легкие цветные накидки из кружев и шелка, такие прозрачные и красивые, что трудно их описать или представить себе. Благодаря тонкости стана и прозрачности одежд, стрела взгляда пронзала их от спины первой и до груди сотой, нигде не задерживаясь, будто всевышний бог сотворил их тела из чистой воды и прозрачного стекла.
Мы остолбенели от изумления, разинув рты и широко раскрыв глаза: где мы и что с нами? Ведь когда мы шли сюда, была ночь сырая и темная, как же случилось, что сейчас день и светит солнце? От обилия огней мы не могли отличить ночь ого дня, то и дело протирали глаза — происходит ли это наяву или эти чудеса и жилище фей созданы воображением? А периликие удивлялись — как попали эти демоны в общество ангелов, как очутились дивы рядом с пери. Они с любопытством разглядывали наши лица и смеялись над нашей странной одеждой и видом. Мы же, потрясенные и оробевшие, шли вперед, не зная, куда ступить к где сесть, так как наш переводчик отстал от нас, занятый беседой с одной из красавиц. В это время моей груди коснулась хрустальная ручка, отстраняя прочь. «Эй вы, чудовища в облике людей* вы, дикари, идите осторожнее, ведь я выступаю, как горделивая пава, не затопчите и не запачкайте своими неуклюжими ногами мой тонкий подол, что волочится по полу, как павлиний хвост.
Дрожа и кланяясь, мы отступили назад. Но тут в спину нам ткнулся кулачок другой красавицы, мол, эй невежи, постойте, осторожней, ведь моя серебряная грудь нежна, как лепесток розы, смотрите не пораньте ее шипами своей неуклюжести. Мы оглянулись растерянно, испуганно переступил, шагнули вперед и стали кланяться, как обезьяна, показывая знаками: «Мы немы, мы коровы, приехали из степи и не знакомы с обычаями вашего города, извините нас.»
Бейт:
Они шарахнулись от такого выражения извинений и стали смеяться над нашими бородами, пока не подоспел переводчик и не избавил нас от растерянности и смущения. Проводя нас к почетному месту собрания, он жестом указал на кресла, приглашая сесть. Мы молча уселись, избавленные, наконец, от тычков в грудь и спину.
В передней части этой залы было возвышение, поднимавшееся над полом на полтора газа. Его прикрывал расписной шелковый занавес, а в глубине висела большая хрустальная люстра, в которой горело более ста свечей. Там расположилась группа луноликих красавиц, разряженных удивительнейшим образом. Они садились и вставали, поглядывали из-за занавеса на зрителей, ожидая, когда все соберутся, чтобы начать представление. Над этим возвышением был полукруглый помост, поднимавшийся над полом на два ваджаба,[104] на котором стоял большой стол с самтуром[105]. По обе стороны его горели большие свечи в золоченых подсвечниках и лежали листы с записанными на них ритмами русских и европейских мелодий. Каждая из присутствовавших на собрании красавиц, умевшая играть, петь или знавшая какой-нибудь рассказ или забавную историю, поднималась на помост и, грациозно поклонившись собравшимся, садилась на обитый бархатом стул, стоявший перед самтуром и наигрывала пальчиками музыкальный отрывок или пела песню. Если же она знала какую-нибудь историю, то исполняла ее стоя, стихами или в прозе, в очаровательной манере, на своем языке. Когда присутствующие слышали чудесную песню или занимательный рассказ, свой восторг и восхищение они выражали тем, что троекратно били в ладоши: дескать, эта мелодия или рассказ понравились нам, повтори снова или сыграй другую. А солнцеликая красавица, обрадованная, но показывая смущение, с кокетливыми улыбками и ужимками раскланивалась направо и налево, так что сердца присутствующих трепетали от восторга. Тогда она исполняла другой номер, а затем, если по окончании второй вещи снова раздавались аплодисменты, начинала третий номер. В четвертый же раз, под звуки непрекращающихся рукоплесканий, она кокетливо кланялась, спускалась с помоста и садилась на свое место, а вместо нее поднималась другая красавица, пением песен и рассказыванием историй рассыпая на том помосте новое веселье.
103
105