Я выходил на эту улицу наблюдения ради, но видел всех там огорченными и опечаленными. Я видел, что жена Зайда сидит с кавалером в экипаже, запряженном шестеркой лошадей, в дорогом наряде и украшениях ценой до десяти тысяч динаров, а экипаж с лошадьми стоит около десяти тысяч русских танга. В это время жена Амра правит экипажем, запряженным только парой лошадей. На шее и груди у нее украшения стоимостью в тысячу танга. Зато у нее красивый возлюбленный, а у жены Зайда невзрачный, привлекший ее силою золота. Жена Амра завидует ее экипажу, коням, наряду, а жена Зайда пылает страстью к ее кавалеру. И ясно, что обе они недовольны своим положением. Поэтому каждый день они стараются так украсить свой наряд и экипаж, что трудно себе представить. А на следующий день они наряжаются так, что вчерашнее убранство кажется ничтожным. При всей пышности и великолепии убранства, их мужчины и женщины постоянно желты и бледны, страдая от зависти друг к другу. Даже в увеселительных домах они неотрывно следят за поступками, речами и поведением других, выискивая поводы для порицания и осуждения. И так было со всеми: и малыми, и большими той страны...
Рассказ о хаджи и о пользе путешествия
Казий Яхъя, сын Бакахаджа Бухарского, был однажды в путешествии спутником пишущего эти строки. И вот как-то он рассказал со слов одного путешественника:
— Я возвращался из хадджа и вместе с несколькими товарищами отправился на корабле в Индию через Индийский океан. Мы высадились в Калькутте и отправились в Каннаудж — самый отдаленный край этой страны. Я провел среди индийцев несколько дней. Не зная индийского языка, я испытывал при торговых сделках затруднения и долго пытался найти человека, знающего язык фарси, но безуспешно.
Однажды меня встретил один пешаверский купец, знавший многие языки Индии, повел к себе домой и сказал:
— Тебе не место здесь. Как только сможешь, отправляйся туда, где ты мог бы понимать язык жителей.
И он дал мне тетрадь, где были записаны индийские слова и выражения, необходимые при общении с людьми и купле-продаже. Я поблагодарил его и попросил указать мне дорогу.
— Тебе сначала следует отправиться в Джалал-абад, — отвечал он, — затем — в Пешавер, и после этого — в Кабул.
Он показал мне рукой направление к этим городам, сделал много подарков и отпустил.
В пути, когда мне нужно было купить хлеба или переночевать где-нибудь, я раскрывал перед булочником или хозяином дома свою тетрадь и, перелистав ее, на услышанные мною слова давал какой-нибудь неподходящий ответ, а люди только смеялись надо мной. Много же брани пришлось мне услышать, да и тумаками меня не раз награждали, так что даже жизнь мне опостылела. И сколько я ни пытался присоединиться к какому-нибудь каравану, идущему в Кабул или Туркестан, у меня ничего не получалось из-за незнания языка.
[Да, это действительно трудно, когда человек попадает к людям, языка которых он не знает. Это очень тягостное состояние. Поэтому в европейских школах изучают разные языки и считают знание иностранных языков обязательным.
Я сам был однажды в столице Российской империи — Петербурге. Однажды среди ночи меня разбудил шум толпы на улице. Моих товарищей не оказалось на месте. На мой вопрос ответили, что они пошли посмотреть на пожар. Я тоже, спросонья не сообразив, выскочил на улицу. Там стоял свободный извозчик, я жестами велел ему отвезти меня к месту пожара. Он тут же посадил меня в пролетку и отвез туда. Я сошел и знаками попросил извозчика подождать, чтобы доставить меня назад. Он согласился.
Я стал смотреть на горящий дом. Множество людей фонтанами извлекали воду из моря. В руках у каждого был водяной кран, которым он прямо с земли гасил пожар на самом верхнем этаже. Я был увлечен зрелищем, но никого из своих товарищей там не встретил. Переводчика тоже со мной не было. Спустя некоторое время я решил вернуться. Небо заволокли тучи, пошел сильный снег, и народ стал расходиться. Я долго искал своего извозчика, но безуспешно. Наконец, я набрел на другого извозчика-юношу. Я сел и показал ему жестом: «Гони». А он, ничего не спросив, пустил вскачь лошадей.