Подобные внушения большей частью исходят от тещи.
В течение этого месяца бедняга муж видит, как вся домашняя утварь приходит в упадок, с жены исчезают наряды и украшения, уступая место простеньким платьям, а прежде услужливая теща становится невнимательной и безразличной. Он думает, что вещи вынесли, чтобы помыть и почистить. Обед тоже поспевает не ко времени. На третий месяц, когда, прежде чужие, они становятся близкими и перестают стыдиться друг друга, муж спрашивает:
— Куда подевались наши вещи? Где цветной палас и что стало с украшениями, которые ты носила в ушах и на шее? А что ты сделала со своим шелковым платьем? И почему нынче в доме так мрачно, как после несчастья? Отчего твое лицо в желтых и синих пятнах и в чем причина, что сегодня в доме не пахнет едой?
Вздыхая, жена говорит:
— Цветной палас, что был у нас, принадлежит моему брату, украшения — моей сестре, а та ткань — матери. Они потребовали вернуть им то, что я брала у них на время и сказали: «У тебя есть муж. Тебе не подобает украшать дом взятым напрокат». Не было мыла, чтоб я могла умыться, не осталось муки, мала и дров, чтоб приготовить тебе поесть. Мы сами сидели голодные и ждали, когда ты придешь и принесешь что-нибудь. От этих слои у мужа перехватывает дух. Он тотчас же бросается на поиски средств, на два-три месяца заготавливает провизию. А затем начинает хлопотать о необходимом для жены и дома. В продолжении этого месяца он еле дышит и едва говорит, встречая кого-нибудь из друзей или приятелей: «У меня срочное дело, мне некогда разговаривать.»
А на четвертый месяц оказывается, что вещи, приобретенные им для дом-и жены, неизменно лучше, чем у одних, и хуже, чем у других.
Жена, которая страшится сравняться с теми, кто ниже её по положению, выражает недовольство:
— Галас, который ты принес в дом, совсем деревенский; такое платье, как ты мне купил, было вчера на дочке вон той прислуги, когда она вышла на крышу, жена вон того водоноса, но те платья лучше этого. Серьги, которые ты купил, не стоят и десяти дирхемов, а вон тот-то, что ниже тебя по положению, купил своей жене серьги за сто дирхемов.
Слушая эту чепуху, муж теряет разум и лишается способности соображать. Ибо придирки жены нельзя устранить никакими разумными доводами, и сколько бы ты ни убеждал, недовольство ее только возрастает. Остается замолчать и покориться.
На пятый месяц, под предлогом бани, жена просит разрешения выйти из лома. Если не разрешишь ей на законном основании, она тотчас приведет законное оправдание, а коли станешь настаивать, тебе же будет худо.
В конце концов, найдя законную уловку и поставив условия, что её будут сопровождать близкие, отпускаешь её. Уходит она как лиса, а возвращается как дракон — со сдвинутыми бровями и нахмуренным лбом.
Если спросишь, отвечает не иначе, как грубостью:
— Что за доля моя несчастная, и зачем меня выдали за тебя. В бане видела я жену того-то, дочь того-то. С нею было десять женщин, служанки внесли за нею три блюда со сладостями, напитками и несколько ларцев с мылом и благовониями, приближенные не давали ей по полу и шагу ступить. А на жене того-то было вот такое платье и такие-то украшения. Мне же, как нищенке, пришлось забраться в угол, и никто из моющихся женщин не обратил на меня внимания. Так и вышла оттуда ни с чем.
Несчастный муж, все еще сокрушающийся о двух-трех дирхемах, истраченных на баню, услышав эти упреки, тотчас забывает причиненную дирхемами рану, ибо вместо нее в сердце его появляется рана более глубокая.
Вообще, если ты днем израсходуешь на прихоти жены тысячу динаров, а вечером в пустяке не согласишься с нею, все то, что ты сделал, окажется забытым, и она скажет: «Что я видела от тебя, кроме брани и попреков?! Другие мужья больше делают для своих жен, я много таких видела».
Если жена по природе добра, то в течение года тайна противоречий не выходит из-за завесы. Но ежели она зла, то уже к шести месяцам согласие сменяется раздором. Однако тайна эта удивительна тем, что о ней рассказать невозможно. Муж стесняется говорить друзьям об этих распрях, потому что вначале, еще не ведая ни о чем, он уговаривал их вступить в брак. А потом, проникнув в суть дела, он сколько бы ни ломал голову, все равно не знает, в каких выражениях рассказать об этом, чтобы поверили. Да ему могут и не поверить. К тому же, из-за занятости, у него нет времени объясняться. Поэтому, когда к нему обращаются с каким-нибудь вопросом, самое большее, что он может ответить, это: «Анисовую халву пока не отведаешь, не узнаешь».
Если через год жена подарит ребенка, особенно мальчика, хлопот у мужа прибавляется день ото дня; с ног до головы он погружается в заботы и, как полумертвая муха, запутавшаяся в паутине, только стонет и шевелит лапками. А укусы паука все сильнее ранят ее тело, и разве только судьба может принести ей избавление: либо грянет буря и порвет паутину; либо случится беда с пауком. Лишь тогда может быть у мухи надежда на спасение, а иначе ей так и остаётся помереть в беде.