Вот один из его рассказов:
— Однажды с несколькими приятелями я отправился на той к моему другу, жившему неподалеку от наших мест, за горой. Возвращаясь домой, я отстал от друзей, чтобы побродить по склонам гор и поохотиться. Я забрел в какую-то горную долину, настрелял множество куропаток, газелей, занимаясь этим до самого вечера. Вижу, не успею вернуться домой. После долгих поисков я нашел на склоне горы ровную лужайку, поросшую травами и цветами. Там раскинуло свои ветви могучее дерево. Под ним лежал валежник, а чуть поодаль, среди зелени, пробивался живой родник.
Я пустил коня пастись, а сам взобрался на дерево, чтобы выбрать на ночь безопасное место для себя и для него. Опасаясь хищников, я поднял коня на дерево, связав, словно овцу. Конь по своей сообразительности как бы понимал мое намерение и спокойно лежал на ветвях со связанными ногами. Я же совершил омовение, поднялся на дерево и, положив перед собой ружье, стал совершать намаз, призывая бога предохранить меня от всяких напастей.
[Я не поверил, что один человек, будь даже из стали, сможет поднять таким путем коня на дерево, — верно это гипербола или фантазия. Но потом я прочитал в «Унсуре» Бедиля[165], что Мирза Каландар, его дядя, перенес выбившегося из сил коня через балку в горах. И только тогда я поверил и пришел к заключению, что в каждом веке среди людей рождаются мужи с подобной мощью.]
— Ночью, перед тем, как уснуть, — продолжает Мулла Хал-Мухаммад, — я услышал грохот падающих камней. Я понял, что это скачет какой-то зверь. Ночь была лунная, и я увидел разъяренного льва, величиной с рослого буйвола. Он бежал по направлению к дереву, его глаза сверкали, словно факелы, из-под лап его скатывались большие камни. Я схватил ружье, зарядил и направил прямо на льва, надеясь, что, увидев, он отступит. Но он рыча бесстрашно приближался ко мне, подобно урагану. Вижу я, что льва не уложить одной-двумя пулями, что он запросто расправится со мной и конем. Но лужайка была невелика и находилась на склоне, и лев, как ни старался, не смог взобраться на дерево. Тогда он подскочил к дереву и стал рвать лапами корни. Казалось, вот-вот он вырвет дерево из земли, но это ему так и не удалось, хотя оно дрожало и раскачивалось, как от сильного ветра. У коня от страха вместо мочи пошла кровь. Я, стараясь держаться спокойно, приветливо кивал головой и говорил заискивающе:
— Я ведь не злоумышляю против тебя. Я задержался в пути и решил переночевать здесь. Не гневайся на меня!
Время от времени я отвешивал льву поклон, улыбаясь, чтобы показать ему отсутствие у меня враждебных намерений, Лев, убедившись в моей покорности, перестал реветь и беситься, отступил чуть поодаль. Он перестал кидаться на дерево, лег на живот и стал бить хвостом по земле. Я же стал напевать, как бы призывая льва проявить мягкость и сострадание. До самого утра я жестами пытался внушить зверю, чтобы он отпустил меня домой. Лев же делал знак лапой, выпрямляя ее, но я никак не мог уразуметь, чего он желает. Я стал бросать на землю куски хлеба и вареного мяса, он понюхал, но не притронулся к ним, продолжая делать знаки лапой. И только тогда я понял, что он требует ружье, волей-неволей я сбросил его. Лев поднялся на задние лапы, и, держа в передних ружье, стал изучать и рассматривать курок и магазин. Затем он разбил ружье в щепки и разбросал их по всем сторонам так, что их словно и не было.
Я уже приготовился к смерти, раскаиваясь в том, что сам отдал врагу средство своей защиты. Лев, тем временем, выказывая удовлетворение и радость, поднял куски хлеба и мяса и стал делать знаки: слезай, мол, и отправляйся восвояси. Сам он отошел в сторону и улегся. Я спустил коня с дерева и, оседлав и взнуздав, сел на него. Лев побежал передо мной, сделав мне знак скакать. Я осторожно погнал коня за ним и, проехав две или три лощины, спустился с горы на равнину. Тогда лев повернул назад и уселся на одной вершине, наблюдая за мной, пока я не ускакал от тех мест. Это было проявлением его благородства, он не хотел, чтобы какой-нибудь зверь причинил мне вред. И я благополучно возвратился домой.
Тот же Хал-Мухаммад рассказывал:
— Однажды, зимней студеной порой, когда горы и равнины были покрыты снегом, а зори были багряны от морозного воздуха и солнечных лучей» я взял ружье и отправился поохотиться в горной долине. На ногах у меня были деревянные пластины, чтобы не проваливаться в снег. У подножия горы, на просторной поляне, на которой было меньше снега, так как она вздымалась круто, я увидел трех громадных медведей. Они вытворяли удивительные вещи: танцевали, слушали музыку и пели. Один медведь с палкой в лапе стоял на задних ногах и был похож на стражника. Второй соорудил из стебельков ревеня на голове чалму, как у муллы, третий же устроил из листьев бубен и бил в него, словно профессионал-музыкант. Медведь с палкой гонял тех двух взад и вперед и заставлял их танцевать в такт ударам. Медведь в чалме ревел громко, словно святоша провозглашающий молитву, и запевал, а медведь с бубном танцевал и аккомпанировал. Я никогда не видел таких забав и представления и ни от кого не слышал о подобном, я был сильно поражен и целый час слушал и смотрел на них так, чтобы они не заметили меня.
165